Святая Русь. Viii. Россия останется Россией

Святая Русь. VIII. РОССИЯ  ОСТАНЕТСЯ  РОССИЕЙ

Святая Русь. 

книга   восьмая

РОССИЯ  ОСТАНЕТСЯ  РОССИЕЙ

Глава   первая

 После прекращения переговоров под Смоленском, 1-го июля 1616-го года, государь земли Русской,  царь Михаил указал идти воевать Литовскую землю воеводам: князю Михаилу Конаевичу Тинбаеву, да Никите Лихареву с отрядом тысячи  в полторы человек. Они воевали окрестности Сурожа, Вележа, Витебска и другие места.  

С другой стороны, литовцы пришли под Стародуб, против них выступили воеводы: Михайло Дмитриев и Дмитрий Скуратов с отря­дом около 5000 человек.

 В декабре Скуратов дал знать, что у них с литовцами был бой под Волховом и воеводу Дмитриева убили. На место убитого был послан князь Иван Хованский, которому, между прочим, было наказано: “Писать от себя и словом приказывать в литовские полки к русским людям, чтоб они, помимо Бога и православ­ную веру, невинной христианской крови не проливали, и в муку вечную души свои не предавали, от польских и литовских  людей отстали, великому государю Михаилу Федоровичу вину свою принесли, и ехали в его полки без всякой боязни: великий государь вины их им отдаст и пожалует своим жалованием, станет их держать в своей царской милости, незабвенно посылать в польские полки к ним добрых лазутчиков, кому можно верить, однако зара­нее приведши к кресту”.

Лазутчики должны раздавать русским людям грамоты от духовенства, в которых владыки писали: “Знаем мы, господа, что волею и неволею служите полякам и способствуете нашей погибели, забыли, что вы христиане, вспомните, и невинную

христианскую кровь не проливайте.

Князь Хованский и Скуратов писали государю, что литовские люди, повоевав карачаевские и прочие места, пошли к Курску, а они воеводы - за ними; литовцы пошли к Осколу, взяли его внезапно и сожгли, потом пошли к Белгороду и пробрались за рубеж.

Воеводы, стоявшие под Смоленском, Михайло Бутурлин и Исаак Погожий, писали от 22-го октября, что Гонсевский с польскими и литовскими людьми хочет идти к Москве, обойдя смоленские ост­роги, и стать на большой московской дороге в Твердилицах. По этим вестям государь велел князю Никите Барятинскому идти из Ржева в Дорогобуж, оттуда помогать смоленским таборам промышлять над литовскими людьми, и посылать хлебные запасы.

В ноябре князь Барятинский дал знать, что он со всеми ратными людьми пришел к Дорогобужу, но и Гонсевский пришел тоже туда и стал между Дорогобужем и Смоленском в Твердилицах. Дороги от Смоленска все отнял.

Бутурлин из-под Смоленска писал то же самое, и что запасы им взять неоткуда, так как долгое время сидят от литовских людей в осаде. Хлебными запасами и конскими кормами оскудели, так что иные ратные люди начинают есть кобылятину. Литовские люди с двух сторон, из Смоленска и из Твердилиц, приходят к острожку каждый день и тесноту им чинят великую.

348

В это время в жизни царя произошло печальное семейное событие. Молодой царь находился в покорности инокини-матери, которая жила в Вознесенском монастыре,  имела свой двор и была окружена монахинями. Самою приближенною из них к царской матери была мать Салтыковых, старица Евдокия.

Царь не смел ничего начинать без благословения матери, а главная ее сила       состояла в том, что царь приближал к себе и слушал советы тех людей, которым она

благоприятствовала. Вместе с матерью Михаил часто совершал благочестивые

богомолья к Троице и Николе на Угреше и в разные святые места, как в самой Москве, так и в ее окрестностях.

Жизнь царя была опутана множеством обрядов, носивших на себе более или менее церковный или монастырский характер. Это приходилось по нраву Михаилу, который вообще был задумчив, кроток, послушлив, тих и религиозен.

В 1616-ом году, когда ему наступил двадцатый год, решено было женить его. Созвали по давнему обычаю толпу девиц – дочерей дворян и детей боярских. Михаилу приглянулась более всех Марья, дочь дворянина Ивана Хлопова. Выбранная невеста немедленно была взята наверх (во дворец, собственно, в хоромы цариц), и велено ей оказывать почести, как царице. Дворовые люди ей крест целовали. С ней Михаил в Троицу ездил, в Угреше был. Мать царя велела звать ее Анастасией.

            Отец и дядя нареченной невесты были призваны во дворец. Государь лично объяснил им свою милость.

            Род Хлоповых, совершенно незначительный, вдруг возвысился и стал в приближенных у царя. Это возбудило во многих зависть, как и прежде, бывало, в подобных случаях. Больше всех невзлюбили Хлоповых могущественные Салтыковы, опасавшиеся, чтобы Хлоповы не вошли в доверие царя и не оттеснили их самих на задний план.

Царь ходил в своей оружейной палате и рассматривал разное оружие. Михаил Салтыков показывал ему турецкую саблю и похвастался, что такую саблю и в Москве сделают. Царь передал Хлопову, дяде царской невесты, и спросил:

- Как ты думаешь, сделают у нас такую саблю?

Хлопов отвечал:

- Чаю сделают, только не такова будет, как эта.

Салтыков с досадою вырвал из рук саблю и сказал:

- Ты говоришь, не знаючи!

Они тут же побранились крупно между собою.

Салтыковы не простили Хлоповым, что они смеют им перечить, решили удалить их от двора и расстроить брак государя. Они очернили Хлоповых перед царскою матерью и разными наговорами внушили ей неприязнь к будущей невестке.

При нареченной царевне находились постоянно: бабка ее, Федора Желябужская и Мария Милюкова, одна из придворных сенных боярынь. Другие родные навещали ее

349

сначала изредка, потом каждый день.

Вдруг нареченная невеста заболела. У нее началась постоянная рвота. Сперва родные думали, что это сделалось с нею от неумеренного употребления сладостей, уговаривали есть поменьше, и ей стало как будто получше, но потом болезнь опять возобновилась, и родные должны были донести об этом царю.