Сын евнуха

Сын евнуха

Сын евнуха

Хочешь тронуть розу - рук иссечь не бойся,
Хочешь пить - с похмелья хворым слечь не бойся.
А любви прекрасной, трепетной и страстной
Хочешь - понапрасну сердце сжечь не бойся!

Омар Хайям

Он стоял за пологом, преграждавшим проход в одно из дворцовых помещений второго этажа. Молодой мужчина, высокий, статный. На теле ярко-оранжевый наряд - платье пониже колен, расширяющийся подол, да узкие штаны почти ему в тон, до щиколоток, почти до остроносых туфель. Волосы, густые, чёрные, заплетены в косу, коса стекает за широкую спину. Голова прикрыта дымчатой, полупрозрачной оранжевой шалью в ромбах, отделанных цветной тесьмой. Глаза, светло-карие, усталые, жирно обведены чёрной краской, губы сердито поджаты, яркие, накрашенные. По лбу свисает подвеска из золота, с редкими вкраплениями полудрагоценных камней. На шее тяжёлое широкое ожерелье из золота и многочисленных рубинов и брильянтов - награда за услугу одной любезной госпоже. На руках замерли узкие и широкие браслеты, стеклянные, золотые, серебряные. На левой ноге два золотых браслета с драгоценными камнями - подарок той дурочки, в прошлом месяце умолявшей помочь в неслыханной дерзости.

Он стоял, прячась, смотрел то на стражников, проходящих снизу, за стеной здания, то на небо. Он то роптал на бога, то молил его о снисхождении - о смерти. Этот день был ничем не примечателен для всех. Обычный день из жизни гарема, не отмеченный ни казнями, ни наказаниями, ни раскрытием или проявлением каких-либо интриг королевских жён, наложниц или вельмож, родственников нынешнего императора. К нынешнему императору, впрочем, этот день тоже никакого отношения ни имел. Даже к жизни его великих и уважаемых предков. Это был самый проклятый день на свете. Самый ужасный день в его жизни. Это был тот самый день, когда двадцать семь лет назад он появился на свет...

Мужчина проводил взглядом стайку смеющихся служанок - те на миг вырвались из-под строгих взглядов своих госпожей и сейчас, обсуждая что-то тихо-тихо, громко смеялись, шутили. Он перевёл взгляд на воинов-мужчин, идущих за стеной - со второго этажа он мог видеть их. Их высокие фигуры, плечистые, мускулистые, копья или мечи в их руках. И, хотя были одеты они просто, чёрная одежда, да немного оранжево-красных лент на ней, да на головных уборах, зато они имели возможность носить оружие. И... они были мужчинами. Молодой евнух тяжело вздохнул. Он был никем. Разве что станет личным прислужником какой-нибудь яркой госпожи или присоединится к львиной стае закулисных умельцев, сплетающих яркие нити интриг, тонких, средних и прочных, из силков которых ни одна жертва не вырвется, не уйдёт. Евнухи... По законам империи они приравнивались к женщинам. Но женщины хотя бы могли рожать детей. Евнухи могли только смотреть на чужих... Им о ночи-то с женщиной мечтать было не дано, не то что там о детях, о семье!

По саду у здания, с внутренней стороны, со смехом промчался мальчишка - сын какой-то из наложниц императора, а может - слуги кого-то из его родни. За мальчишкой со смехом бежали две служанки. Ребёнок ни о чём особенном не думал: он просто убежал и наслаждался свободой, а девушки-служанки могли хотя бы временно посмеяться, да развеяться, подхватив подолы и бегая за ним. Ребёнок... а ведь и он когда-то бегал ребёнком вне стен проклятого дворца, тигриного логова и змеиных нор... он ничего не знал, он не думал о будущем... кажется, там были горы... и лес... деревня в горах... ему было пять или семь, когда на их деревню напало чьё-то войско... молодую мать забрали в рабыни - служить в гареме - и она там где-то сгинула. Отца убили, а его... его искалечили навек, лишив права называться мужчиной и возможности продолжить свой род...

"О, Аллах! - взмолился евнух, - Ты или пошли мне раннюю кончину, либо хоть какую-то радость для жизни моей подари! Я понимаю, что обычного семейного счастья не видать мне. И что в воины меня не возьмут, даже в охранники гарема - вроде как стар я уже учиться, даже для личной гаремной охраны. Но хоть что-то! Хоть какую-нибудь радость покажи мне! Хоть на мгновение! Моя жизнь как бездна ада... Я не просил тебя ни о чём... но сейчас снова год прошёл... очередной год с того проклятого момента, как я появился на свет... Подари мне хоть какую-то радость, о милостивый Аллах! Мне мучительно так жить! Я боюсь, что дерзну удавиться или выпью кипятка сам, не дожидаясь награды за какой-нибудь проступок..."

Снаружи зашумели. Он, нахмурившись, выглянул. За стеной гарема воины тащили ту дуру, которая подарила ему оба браслета на ноги. Наложницу, дерзнувшую связаться с чужим мужчиной, каким-то охранником из столицы. Она иногда тайком встречалась с ним. И вот, поймали-таки несчастную. Вот, идёт, упирается, рвётся из жёстких рук мужчин-воинов. Зарёванная, краска потекла на лице, волосы истрёпались, шаль слетела с головы. Ярко-розовая шаль, сочно-розовое платье заляпано и в потёках воды - никак, с кухни или со трапезы увели. Только губы, накрашенные ярко, алеют на побледневшем лице. Что будет с ней? Плетями до полусмерти изобьют? Камнями? Или просто завяжут рот, в мешок запихнут - и утопят? Эх, а вроде была умненькая наложница, смазливая, и император к ней три раза заходил за те лет пять или семь, что она во дворце. Ну, а любовника её-то точно изничтожат - женщину у правителя увёл, наглец, ни императора, ни Бога не побоялся, чужую-то женщину! Чужую жену! Жену самого императора! Евнух вздохнул и отвернулся, зарылся лбом в тяжёлый сиреневый полог. Его-то скорее не найдут - он хорошо прятался, когда ей помогал. А найдут - так невелика беда. Так скорее закончится эта постылая жизнь. По правде-то говоря, вздыхал он не из-за сочувствия к ней, и не из-за страха за свою судьбу. Он завидовал ей, этой жалкой женщине, дерзкой наложнице правителя империи. У неё было несколько встреч, несколько сладких ночей с любовником. Может, даже с возлюбленным своим. Несколько ночей, за которые она готова была заплатить своей жизнью, молодостью, покоем и красотой. Вот и поплатилось. Теперь расплатится за всё. За все грехи, и вольные, и которых в мыслях не было. Но он завидовал ей. Он, жалкий евнух, завидовал какой-то женщине!