Тайна красной дачи

Глава первая, в которой завязывается интересное знакомство

Когда автобус остановился, и Максим, волоча за собой рюкзак, вышел на улицу, солнце припекало вовсю. Желтоватый песок на обочине казался ослепительным, приходилось щурить глаза, чтобы смотреть на него. Один раз рискнув поднять взгляд наверх, Максим тут же опустил голову – в небе ни облачка, а солнце палит «в сто сорок солнц», как у Маяковского.

«Так и ослепнуть можно. Или солнечный удар получить. Как назло, у меня и волосы чёрные!», – ругая себя за то, что не удосужился надеть кепку, теперь надёжно запрятанную в рюкзак, он поплёлся по дороге. До бабушкиного дома недалеко... вот только бы не было так жарко. Вместо джинсов и тёмно-синей футболки надо было надеть шорты и белую майку. Максим стёр со лба пот, поудобнее закинул рюкзак на плечо и зашагал быстрее.

В принципе, он был не против того, чтобы его отправили на месяц к бабушке. Что интересного дома? Вечно ворчащая мать, постоянно пропадающий в командировках отец, забитый учебниками и тетрадями шкаф, компьютер, в котором, по мнению окружающих, Максим проводит слишком много времени. И никак не объяснишь, что более-менее успешная учёба без компьютера невозможна – сразу начинается: «А вот мы в своё время без всяких компьютеров учились!» Да, учились. И мать, между прочим, не вылезала из троек – Максим как-то раскопал в шкафу её старый дневник. Но попробуй что скажи ей – такое начнётся!

Девятый класс, кстати, Максим окончил успешно – одни четвёрки с пятёрками, и экзамены сдал неплохо. Решение учиться до одиннадцатого класса было само собой разумеющимся – никто и не ждал, что Максим Черникин, гордость школы, прекрасно «шарящий», как говорили одноклассники, в математике и физике, уйдёт после девятого класса.

«Кого-то после экзаменов на море повезли, а меня на деревню бабушке», – думал Максим с печалью, но без особой злобы. В деревне есть река, а он неплохо плавает – не зря пять лет подряд ходил в бассейн. Есть берёзовая рощица, а он как раз увлёкся фотографией. Есть свежий воздух и звёздное небо. Даже какая-то заброшенная дача дореволюционного времени существует...

Он весь истекал потом, когда впереди наконец-то показался знакомый зелёный забор. У бабушки Максим последний раз был несколько лет назад – потом, бывало, она навещала родных в городе, но съездить в деревню у Максима как-то не получалось. Впрочем, заблудиться он не боялся – мать чётко объяснила ему, как добраться до дачи. «Выходишь на остановке «Красные Зори» и идёшь прямо по дороге, никуда не сворачивая, пока не увидишь дом за зелёным забором», – инструктировала она, усаживая сына в автобус. «Как приедешь – позвони». «Всё знаю, не маленький», – ответил ей тогда Максим.

В названии Красные Зори было что-то советское и в то же время поэтичное. Максим даже задумался, откуда произошло такое название. Наверное, раньше эта деревня, сейчас гордо именуемая посёлком городского типа, носила другое имя...

Забор был уже совсем близко. Максим снова вытер пот, подошёл к калитке и постучал. Сразу же послышался заливистый лай, затем калитка открылась, и на пороге появилась Тамара Васильевна, бабушка Максима.

Она ничуть не изменилась – те же карие глаза, седая коса, уложенная венцом вокруг головы, строгий взгляд бывшей учительницы, и даже клетчатое платье было знакомым Максиму. В её присутствии он всегда робел и стремился опустить глаза. Это он сделал и сейчас и наткнулся взглядом на пушистое бело-серое создание, отдалённо напоминавшее лайку. Оно-то и оглашало весь двор лаем – впрочем, при этом дружелюбно виляя хвостом.

– Цыц, смирно! – шикнула Тамара Васильевна. – Это Снежок, он не кусается. Должен двор охранять, но пока ещё молодой, своих и чужих не различает, ластится ко всем подряд.

– Привет, – Максим потрепал пса по загривку – тот в ответ ткнулся мокрым холодным носом ему в ладонь. – Хороший мальчик, хороший.

Пёс действительно походил на комок снега – не свежевыпавшего, а сероватого мартовского, успевшего залежаться. Глаза у него были синие – почти как у самого Максима.

– Это не хаски? – спросил Максим у бабушки.

– Дворянин он, – ответила та. – Забрёл в деревню весной, я его и подобрала, пожалела. Уж какие в нём породы, я не знаю, – и, сменив тон, добавила, – ну что, здороваться-то будем?

– Здравствуй, – смущённый Максим подошёл к ней. Когда Тамара Васильевна обняла его, он неожиданно застеснялся своего высокого роста и ставших вдруг ужасно неуклюжими и длинными рук и ног.

– Здравствуй-здравствуй! Исхудал-то как! – как и положено всякой бабушке, воскликнула она. – Из-за экзаменов нервничал? Не ел ничего?

– Да нет, я просто вытянулся за последнее время, – пробормотал он. – Рост высокий, вот и кажусь худым.

– Иди в дом, – в Тамаре Васильевне вновь проснулась учительница с тридцатилетним стажем. – Разложи вещи и спускайся пить чай, а я пока Насте позвоню, скажу, что ты приехал.

Настей, или Анастасией Сергеевной, звали дочь Тамары Васильевны и мать Максима.

– Слушаюсь, – поборов желание по-военному отдать честь, Максим прошёл в дом.

Там было сумрачно и прохладно, но после жары эта прохлада казалась приятной. Максим осторожно поднялся на второй этаж по скрипучей лестнице, приоткрыл дверь комнаты для гостей. Там всё было по-прежнему – и клетчатое одеяло на кровати, и широкий письменный стол, и лампа с голубоватым абажуром на нём. Пыли нигде не было – должно быть, Тамара Васильевна прибралась перед приездом внука. Максим постарался как можно аккуратнее сложить футболки, джинсы и шорты в шкаф, куртку, которая туда не поместилась, пристроил на спинку стула, сунул в карман телефон, а фотоаппарат – предмет особой гордости – повесил на шею. Затем он спустился к бабушке.