Тайна звёздных воевод

ГЛАВА 1 Кто этот князь Романов?

Как же больно, когда крючковатые жесткие пальцы сгребли ухо и выкручивают его!

До искр из глаз больно.

Я сдерживался изо всех сил, чтобы не кричать во всё горло, пытаясь вырваться из постыдного захвата, и, только кувыркнувшись вбок, освободился, сидел на полу, протирая глаза и разглядывая своего врага.

Крепкий старикан, с розовой лысиной, с седыми лохмами вокруг неё, в золотом шитье, кружевах и синем бархате, направлялся ко мне с ясным намерением во взгляде: довершить задуманное.

Ну, в общем да, у меня было и второе ухо, пока целое и заманчиво торчащее среди кудрей. Что? Кудри? Откуда?

А вредный высоченный дед уже потянулся к моим русым кудрям, норовя схватить меня за волосы.

Я крутанулся юлой, уходя от него в сторону.

Тело было слабое, c мышцами-макаронинами, но слушалось неплохо, было гибким. Тело? Выходит, я не в чистилище. А где тогда? «Реинкарнация», – просипела интуиция неуверенно.

Что ж, ей виднее. Из-за неё, падлы, я умер там и воскрес где-то здесь. Знать бы, еще, где?

– Ваша светлость! – рявкнул старикан.

Судя по зловещей физииономии, это был дворецкий. Коллега, значит!

– Вставать пора! Долго вы будете от меня в ночной рубашонке бегать? – прорычал дворецкий, неодобрительно разглядывая меня серыми глазищами из-под густых дедморозовских бровей.

– Уже? – я вздрогнул, услышав собственный писк.

Голосок у меня теперь был так себе, никакой мужественности, прям скажем.

– Давно пора, – буркнул дворецкий, протягивая мне широкую ладонь, – да, не бойтесь, не трону, ваша светлость, это за художества ваши вчерашние.

– Как ты смеешь?! – рявкнул я, голос зазвучал покрепче. – Ты служишь мне! И посмел меня таскать за ухо! Как дворового мальчишку!

Странное сравнение пришло само собой, я не знал, есть ли здесь дворовые.

– Простите, ваша светлость, вас вчера с трудом нашли в трактире, нетрезвого, без кошелька. Потом вы сознание потеряли уже дома. Доктор ничего сделать не смог. Переволновались мы очень. Больше не буду за ухо, – старик сконфуженно улыбнулся.

– Неси соленых огурцов и побольше рассола, – распорядился я, явственно ощущая, как болит голова после вчерашнего.

«Какого еще вчерашнего?» – изумилась интуиция.

«Какого-то разгульного вчерашнего», – буркнул я про себя.

Я жадно разглядывал свои худенькие руки, тощенькие ноги, мосластые коленки тощего подростка. На физиономию не стал смотреть. Пацану не важна внешность. Потом пришла очередь комнаты: на предмет отступления и побега, если что.

Двери были узковаты, зато окна оказались широкие, жаль, спальня была на втором этаже. За окном колыхались клены. Меня почему-то замутило от вида зеленых резных листьев. Стены были обтянуты серым бархатом. Кроватища на пятерых, застелена серым блестящим шелком. Подушки, перины, всего хватало.

Столик небольшой, зеркало в углу, пестрый ковер на стене, на ковре оружие. Ну, как оружие, по мелочи всякие железки неважные. Сабля, шпажонка, ружье доисторическое, восточного вида кинжалы крест-накрест, по обычаю. Ничего стоящего.

Неслышно вошедший старикан бухнул на столик глиняный кувшин с рассолом, блюдо с огурцами, тарелку с хлебом и блюдечко с ветчиной.

Я поискал взглядом кресло или хоть стул, но ничего подходящего в спальне не было, пришлось устроиться на постели.

– Покушайте, ваша светлость, – умильно улыбаясь, прогрохотал он.

Я выпил половину кувшина прекрасного рассола. Аромат укропа и еще каких-то дивных пряностей пришелся мне по вкусу, сразу ясно, настоящий продукт, без химии. Заел рассол хрустящим огурчиком, а вот ветчина мне не понравилась, сырая какая-то.

– Одеваться надо, ваша светлость, – сообщил почти прирученный дворецкий, притащивший ворох одежды.

– Ну, давай, чего там у тебя есть за одежки, – покивал я.

Одежки были хуже некуда! Шелковые белые чулочки, шелковые панталончики, сверху бархатные штанишки, скользкая шелковая рубашка с кружевами, тугой парчовый, по ощущениям, железный, галстук, пиджак весь в золотой вышивке и ярких камнях порадовал. С таким пиджачком и бронежилет не понадобится.

Старикан пытался меня одевать, но я пресек его поползновения. Что я ребенок что ли?

Натянул всё сам, даже галстук кое-как завязал, обернув вокруг тощей шеи раз десять. Влез в неудобные ботинки с пряжками.

Глупые вопросы: кто я, где я, как жить дальше возились под русыми кудрями. Обкорнать, к чертовой бабуле! А то в драке любой схватит за волосы. Уши хуже: не отрезать.

– Красавец! – преувеличенно восторженно провыл дворецкий.

Наверное, побаивался наказания за мое распухшее ухо.

– Угум, – буркнул я, продвигаясь боком, как краб какой-нибудь, к зеркалу.

Ну! Могло быть и хуже!

Тощему русоволосому парнишке, которым я переродился, было лет шестнадцать, может, семнадцать. Субтильный очень, но есть с чем работать. И вся жизнь впереди.

В своем сиротском детстве я тоже не отличался ни ростом, ни статью, как и потом, впрочем. Разве что нарастил крепкие мускулы и жесткие привычки.

– Папенька к завтраку ожидают, – поклонился дворецкий.

О, у меня здесь была семья. Поглядим, что за отец нарисовался? Биологических родителей я искать не стал. Раз оставили меня в «Доме малютки», значит, был не нужен. А они мне тогда к чему?

Столовая с лепниной на потолке, с необычным разноцветным паркетом и тяжелыми занавесями на окнах была немаленькой.

Стол с километр радовал разными блюдами, соусниками, тарелочками, чайниками, чашками, какими-то несусветными баночками, графинчиками, кувшинчиками, с пузатым гордо блестевшим самоваром в центре стола.

Сесть пришлось по правую руку папеньки, на поспешно отставленный дворецким стул.

Я в упор рассматривал худощавого, высокого господина лет тридцати пяти.

Весь накрахмаленный, бархатно-кружевной господин смотрел на меня неодобрительно. Даже большую чашку чая со сливками отставил, крахмальную салфетку недовольно смял.