Такая разная осень

Такая разная осень

Как же любил Лёшка золотую пору осени, когда всё вокруг так таинственно, неоднозначно, красиво.
С одной стороны увядание, завершение, сворачивание жизненного цикла, листопад, навевающий грустные мысли, с другой – щедрые плоды садов и огородов, неповторимый запах антоновки, грибные россыпи в лесу, яркое цветение хризантем.
Невольно примеряешь судьбу цветных листьев на себя. Их жизненный путь почти завершился, твой, больше походит на затянувшийся карнавал, но пока оба поражают яркостью красок.
Золотые и пурпурные переливы в кронах деревьев, обилие сочных фруктов, остатки тепла, детишки, уже спешащие в школу... сентябрь.
Даже дожди порой принимаешь с долей невольного уважения, поскольку дают они возможность поразмыслить о смысле жизни, если таковой вообще существует, остановиться ненадолго в непрерывном будничном беге, не совсем понятно, куда и зачем, поскольку движение зигзагами и спиральными кольцами ведёт по кругу.
А грусть… сколько в ней эмоциональных, очищающих душу впечатлений.
Смотришь на планирующий, словно порхающий, ярко разукрашенный увяданием листок, и понимаешь, что придёт время, когда и твой последний час закончится так же.
Это время стариков и старушек, сидящих у магазинов, продающих скудные дары садов и огородов. Не от скуки – ради выживания, чтобы продлить хоть ненадолго личную осень.
Лёша обычно, если была в кармане лишняя копеечка, останавливался, интересовался у продавцов урожаем, или ещё чем. Просто так, чтобы уделить внимание, завязать разговор. Разглядывал, заботливо трогал овощи, словно приценивался, будто и правда у него была нужда приобрести пару пучков зелени, небольшую тыковку, килограмм последних, уродливой формы помидор.
Покупал всегда. Не по необходимости, чтобы стариков уважить. Он свои рубли ещё успеет в этой жизни заработать, а им прибыток. Маленькая, но радость.
Одна дальняя старенькая родственница, которая не совсем разборчиво разговаривала после инсульта, за что её неразумно дразнили внучки, незлобливо отбрёхиваясь, обычно приговаривала, – и табе такэ будэ... смийся, смийся, кабы плакать не прийшлось.
Будет старость у каждого. Конечно, будет. У всех по-разному, но итог пребывания в земной юдоли един: разрушение и тлен. Иного исхода, увы, не бывает. Потому, старикам потрафить, считай, что себе, но авансом. Может, когда обратно добром вернётся.
Лёша, как обычно, обошёл торговый ряд, купил у одной старушки зелени, у другой что-то по мелочи, перебросился с ними парой фраз, похвалил за бодрость духа, и с чувством выполненного долга зашёл в магазин.
Нужно бы пивка взять, расслабиться.
Сегодня с детишками, как он обычно это делает, на велике не поедет, не то настроение.
Погода, как та старушка, неразборчиво шепчет, склоняет побыть в задумчивом одиночестве. Так бывает.
Сегодня он устал больше обычного: небольшие неприятности на производстве утомили сильнее, чем сама работа. Ничего, один день детишки погуляют без него.
В магазине его встретил мальчонка лет семи, в чистеньком, но застиранном одеянии и растоптанных кирзовых сапогах.
Давненько Лёша не видел ничего подобного. Думал, что такую обувь для детей давно не делают.
На упаковочном столе, рядом с парнишкой лежит цветастый матерчатый мешок, в какие в прежние времена хозяйки ссыпали крупу и сахар. В мешочке десятка полтора спелых яблок с разноцветными лакированными боками.
– Дядько, купи яблык, – потребовал, а не попросил малец гортанным, возбуждённым и требовательным голосом, – замечательный яблык, очень скусный. Свой, ей богу не украл. Там, у старух, на улице, таких яблык точно нет. Мои-то куды лучше.
Отмахнувшись от надоедливого паренька, Лёша занял очередь в отдел, начал разглядывать ассортимент.
Вообще-то он не любитель пива. Просто блажь в голову взбрела от непонятного характера меланхолии. Лучше бы водочки, да улечься спать. Увы, с утра на работу, с запахом не годится. Это в выходной, если что.
Мальчишка затормошил Лёшу за рукав, напоминая о себе, – яблык купи, как человека прошу. Очень нужно. Мне нужно. Не воровать же ийтить.
– Отвали, малец! Кому нужно-то, тебе нужно – сам и ешь, набирайся на зиму витаминов. Вон какой худой. Тебя что, совсем не кормят?

Сказал не для затравки разговора, напротив, чтобы поставить точку.
– Купи яблык, кому говорят, – строго, уже с видимым раздражением потребовал мальчуган, – самый лучший яблык-то, ни у кого таких скусных нет, нисколько не вру, дядечка.
– Если бы мне нужны были яблоки, я бы их у бабушек взял. Тебе деньги для баловства, а им, чтобы выжить.
– Может мне тоже… выжить, для бабушки. Откуда тебе знать, купи, сказал, яблык-то, скусный же!!!
– И почём твоё золото?
– Пять рублей штука.
– Чего так дёшево?
– Если все продам, на злеб хватит.
– На что хватит, на папироски, небось?
– Не твоего ума дело, на что. Я же не спрашиваю, зачем тебе пиво.
– Ну, ты, братишка, и хам. А вот и не стану покупать. С покупателями, брат, вежливо нужно, а ты чуть драться не лезешь. Не выйдет из тебя торговца.
– Выйдет, не выйдет. Почём тебе, дядька, знать. Может, нужда меня заставила срамиться. Так покупаешь или нет? Недосуг мне с тобой лясы точить.
Лёшка пересчитал остатки наличности: на две бутылки, как хотел, не хватит. Правда от разговора с мальчонкой и пива расхотелось. Что-то в нём располагало, заставляло присмотреться, несмотря на грубую, требовательную речь.
Как-то по-особенному глазёнки его горят. Ещё эта странная настойчивость, словно правда нужда заставила идти продавать фрукты.
Может, чёрт с ним, с пивом, какой от него прок? Только голова болеть будет.
– Ладно, вот тебе тридцать рублей. Только отвали. А яблок твоих мне даром не надо.
– Заплатил за яблык – бери, – настойчиво и жёстко сказал ребёнок, – мне подачки ни к чему, я мужчина самостоятельный.
– Ты, малой, совсем ку-ку, да! Тебе деньги дали, ты же этого хотел, чего ещё от меня нужно? Купил я уже твой яблык, ку-пил. И тебе подарил. Уяснил, чертяка? Проваливай!
– Деньги заплатил – забери яблык! Мне твои подарочки не нужны. Не на баловство мне. Забирай, кому сказал!
– Сейчас уши надеру, паршивец этакий! Устал уже от тебя. Связался, на свою голову. Без тебя тошно. Я целый день за станком простоял, сейчас ещё детишкам жрать готовить. А утром опять на работу. Отстань, кому говорят!
– Ну, уж, дудки! Ты, дядька, со мной не спорь. Я человек ответственный, честный. Купил – забирай, – и суёт плоды Лёшке прямо в карман.
– Мамка, пьянчуга проклятая, бросила нас, а бабушка лежит и не встаёт, – вдруг расплакался пацан, – помирать собралась, – сам грязным кулаком слёзы по лицу размазывает, – накормить нужно, может в последний раз: хлеба бы мне да молока купить.
– Чего раньше молчал!