Такая же, как тогда

Такая же, как тогда

Другая сторона моей луны
Заглядывает в комнатные сны,
Минуя маяки и якоря, –
Мои моря волнуются не зря:
Луна лучами трогает песок,
Нечаянно касаясь голых ног,
Она рисует знаки на воде,
Невидимые для других людей,
Она скалу стирает в порошок
И говорит – "всё будет хорошо",
Её слова фальшивы и темны, –
Но я спешу на зов моей луны.
Елена Ивченко
Человек, даже самый-самый одинокий, абсолютно не романтичный, циничный и чёрствый, живёт среди людей и не может не общаться. В скорлупу беспомощного отчуждения, в принудительную изоляцию от нравственного и эстетического влияния на собственную личность мира, в озабоченную настороженность по поводу всего, что его окружает, в агрессивную враждебность к людям, в холодное равнодушие и предубеждение он упаковывает себя сам.
Каждый оказывается внутри гнетущей пустоты, следуя разными тропами, иногда настолько экзотическими, что диву даёшься.
Третий год пошёл, как я болезненно, очень некрасиво, даже жёстко расстался с женой, но всё ещё переживаю мучительное, ноющее фантомное увечье, не в силах окончательно отторгнуть воспалённую опухоль, возникшую на том месте, где обитала любовь.
Крушение устоявшихся отношений подобно сокрушительному нокауту выбивает из тела дух с непредсказуемыми последствиями.
Попытки излечиться от недуга я предпринимал неоднократно: несколько раз пытался выстраивать отношения с женщинами, по большей части одинокими и неприкаянными, которые тоже были травмированы подобным образом. Таковы реалии среднего возраста.
Разведёнок и брошенок в близком ко мне окружении оказалось достаточно много, чего прежде я абсолютно не замечал.
Внешне эти дамы выглядели вполне благополучно, респектабельно, казались счастливыми, довольными жизнью. Впечатление оказывалось обманчивым. Стоило к ним прикоснуться, даже на уровне солидарности с общими проблемами, по поводу искренней симпатии или участливого сочувствия, как они стряхивали с себя непробиваемую броню эмоционального оцепенения. Дамы расслаблялись, мгновенно теряли способность к сценической театральности бытового и интимного поведения, показывали во всей неприглядности трогательную беспомощность, унизительную беззащитность и болезненную хрупкость – всё, что старательно скрывали от враждебной среды обитания. Чтобы выжить в быстро меняющемся мире, нужно быть сильным, в особенности, когда сложностей слишком много, а ты один.
Взволнованные приятельницы погружались с головой в гранитную толщу тягостных романтических воспоминаний, начинали свои и мои теребить трепетные духовные струны, заполняли пустоту тоннами закапсулированных обид и нестерпимо ноющей боли по поводу несостоявшегося счастья, пытаясь не столько вызвать сочувствие, сколько желая слить вовне осадок от накопившегося душевного мусора.
То, что мир вокруг не становится чище, когда свалка отходов перемещается в другое место, нам невдомёк.
Почти все предлагали утилизировать нравственные страдания совместно, коллегиально облегчить непереносимые душевные муки, преимущественно с помощью классической методики восстановления психического и физического здоровья методом погружения в мир грёз – заняться сексом, чтобы заглушить хоть на время боль, чтобы избавиться от страданий.
Это не был тот, переполненный гормонами, фантазиями, эмоциями страсти и любовного восторга эротический поединок романтически настроенных соперников, от которого “напрочь сносит крышу”, скорее стон, причитания о злосчастной судьбе, которая всегда всё портит.
Женщиной, которая вывела меня из этого ледяного оцепенения, стала Элина, привлекательная миниатюрная блондинка, приехавшая на заработки из Киева.
Работала она в передвижном вагончике, увлечённо, даже с видимым азартом торговала там же приготовляемым фастфудом.
На её лице всегда сияла загадочная улыбка, голос переливался звонкими трелями – красивый, мелодичный, можно сказать поющий голос.
Эти приятные вибрации пробуждали воображение, вызывая неодолимое желание разделить с ней собственное счастье, удвоив его взаимностью. Потребность в неравнодушном сближении ввиду длительного интимного воздержания по не зависящим от меня обстоятельствам, возбуждать не было особенной надобности: изрядный избыток тестостерона лез у меня изо всех щелей.
От женщины исходил божественный аромат, опьяняющий на расстоянии. Удивительно аппетитный запах, удвоенный силой улыбки и редкостной общительностью, привлекал, манил, будоражил причудливыми романтическими фантазиями, дарил хорошее настроение.
Без повода, просто так. Потому, что она такая необыкновенная, потому, что она просто есть.
Ладно скроенная фигура, дополненная очаровательными женственными жестами, изысканная, мягкая, плавная манера двигаться, вызывала у меня не очень скромные желания.
Она была не просто хорошенькой – очаровательной.
Возможно, это была лишь иллюзия, но для меня причина восхищения и симпатии не была особенно важной частью физического и духовного влечения. Я грезил наяву, причём весьма продуктивно.
Общались мы с весёлой кухаркой неделю, или около того, через маленькое окошко вагончика. Потом я осмелел от желания и собственных иллюзий, потому пригласил Элину на свидание, что, признаюсь, далось весьма нелегко, ввиду отсутствия опыта общения с девушками без прошлого, а ещё по причине массы накопленных в неудачном браке негативных впечатлений.
Отказа не последовало.
Эля звонко хихикнула, томно повела соблазнительно оголённым плечиком, игриво хлопнула бархатными ресничками, кокетливо приложила пальчик к естественно ярким губам и заговорщически подмигнула, – это будет секретная миссия, – шепнула она, приблизив лицо на предельно допустимое расстояние, – никому ни слова. Закрою киоск в восемь вечера. С нетерпением буду ждать.
Несмотря на годы семейной жизни, на наличие в арсенале незыблемых социальных ценностей дочери и сына, которых воспитывал один, вёл я себя как мальчишка. Сердце выстукивало мелодию любви во всех без исключения клеточках тела, душа пела и стонала от радости.
Я ликовал, целый день был сам не свой, вёл себя нелогично, быстро перемещался из одной крайности в другую. То трепетал от наслаждения и подпрыгивал, то нервничал, раздражаясь по пустякам, то смаковал детали будущего свидания, смущаясь откровенным цинизмом нескромных желаний, то потел, суетился, и трусил. Совсем как школьник перед первым свиданием.
Эля была такая…
Люди редко бывают одинаковыми, ровными в поведении и вообще, они постоянно меняются, мимикрируют, подстраиваются под обстоятельства, но такой загадочной, такой разнообразной и живой женщины я до сих пор не встречал.
Впрочем, это не удивительно, я ведь общался с Элиной через окошко вагончика, хорошо рассмотреть мог лишь лицо, глаза и руки. Я даже не знал, какого цвета у неё волосы, потому, что они были плотно упакованы в белоснежный платок.
Собственно самое первое, что я в ней заметил – огромной величины выразительные серые глаза. Я тогда был уставшим и голодным, хотел перекусить на скорую руку, а тут эти искрящиеся удивительно доброй энергией открытые омуты. Вдобавок обворожительный голос и милая улыбка, словно индивидуально предназначенная именно мне.
Помнится, я слегка раздражённо подумал, – кто ты такая, чтобы носить столь роскошные глаза!
Стоит тут, приманивает показной невинностью, а сама, небось…
Впрочем, неважно, что я подумал именно тогда. Во мне прочно сидело раздражение по поводу вероломной жены, бросившей меня и детей на произвол судьбы в частности, и женщин, как классических представительниц этого коварного племени. Тогда ещё меня невозможно было очаровать даже такой сладкой приманкой.
Пока я ел горячий хот-дог с горчичным соусом, мысли от беспричинной неприязни и осуждения совершили кругосветное путешествие, успев за короткое время поменять полюса восприятия.
Мне показалось, что это любовь с первого взгляда.
Глаза… да, они были необыкновенные, бесподобные.
Руки… мне казалось, что разглядел их внимательно. Оказалось – нет. Это были изящные руки-крылья, как у танцовщицы. Она могла разговаривать ими без слов.
Наверно будет изумительно приятно, если меня обнимут эти трепетно-нежные, изящные, с прозрачным мраморным узором кровеносных сосудов, просвечивающих сквозь тонкую кожу ручки.
Да, приблизительно так и подумал. Я ведь её на свидание пригласил, а не на детский утренник. Конечно, мечтал прижать девочку к себе, чувствовал наяву вкус медового поцелуя, и не только.
О чём я говорю! Мы же не воспитанники интерната евнухов. Я мечтал о большем, обо всём, чем природа предопределила заниматься взрослым особям обоего пола, когда они объединяют свои помыслы, когда глядят друг на друга не просто с вожделением – с любовью и верой.
Строя серьёзные планы на дальнейшую жизнь, конечно же, с ней под одной крышей, ведь я человек сугубо семейный, потому заниматься баловством мне не с руки, пришлось мечтать на годы вперёд.
Элина жила на съёмной квартире одна, совсем одна. Это обнадёживало.
Она вышла из своего вагончика, приветливо помахала ручкой, изобразила жестом необходимость немного обождать, затем развернулась, наклонилась к замочной скважине…
Фигура её в красивом лёгком платьице была бесподобна. Фантастически стройный силуэт, осиная талия, аппетитный зад. Господи, я и это успел отметить!
Мне стало немножко не по себе, оттого, что буквально через минуту надо начать общаться на несколько ином уровне.
Эти соблазнительные ямочки под коленками, белоснежная кожа элегантных маленьких ножек, заманчиво уходящих куда-то вглубь расклешённой юбчонки. Я невольно загляделся, мечтательно приоткрыв рот. Голова закружилась, поползла куда-то вбок и вниз…
Я покраснел. Элина могла заметить мой плотоядный взгляд, моё недвусмысленное состояние.
Она повернулась, метнула на меня окончательно парализующий волю взгляд. Её руки выше локтя, грудь и плечи неожиданно покрылись мурашками. Я даже почувствовал физически, как они нагло вскакивают на нежной коже.
– Ты замёрзла, моя фея, тебе холодно!
– Рядом с таким горячим мужчиной! Вовсе нет. Просто ты так посмотрел, я проследила – куда.
– Извини, не хотел тебя смутить. Просто ты такая…
– Я знаю, – женщина энергично покрутилась, давая рассмотреть себя со всех сторон, – я всех очаровываю. Куда пойдём?
– Куда бы ты хотела?
– Ну, для начала… для начала можно в кино. Или на танцы. Ты танцуешь? Я ужасно люблю танцевать, особенно танго, фокстрот, вальс. Я училась в школе танцев, даже выступала.
– Не могу похвастаться тем же. Могу топтаться под музыку, в обнимку, только и всего.
– Тогда кино.
Элина увлечённо смотрела фильм, переживала за героев, я видел только её лицо, её руки, светящиеся в мерцающем свете, её коленки. Моя физиономия пылала, словно я сидел на полке раскалённой сауны. Руки тряслись от желания прикоснуться, но это казалось неслыханной дерзостью.
Кажется, я слегка вывихнул глаза. Бороться с наваждением и вожделением одновременно было довольно сложно, поэтому я затаил дыхание и… взял Элину за руку.
Девушка посмотрела на меня, задержав взгляд немного дольше, чем следовало, и ободряюще улыбнулась.
Первый этап пройден, ура!.
Дальше было проще. Где-то в конце фильма мы уже потихоньку целовались.
У Элины оказалась такая чувствительная, такая волшебно-бархатистая, такая нежная и желанная кожа. Она так страстно позволяла себя целовать, что я не выдержал напряжения.
Время остановилось, но настойчиво тикало в мозгу и намного ниже. Казалось, что оно бесцеремонно подглядывает, как я глажу её голую коленку, как стараюсь незаметно прижаться к груди, как незаметно, буквально по миллиметру, рука проскальзывала под лёгкую ткань платья.
Кино мы так и не досмотрели. Видимо её мысли тоже крутились вокруг и около интимного общения.
По дороге домой, было уже довольно темно, мы целовались и обнимались, останавливаясь у каждого препятствия. Такой сладости, такого концентрированного терпко-медово-фруктового вкуса поцелуев я никогда ещё не пробовал.
Потом она неожиданно остановилась и спокойно, совсем без эмоций, сказала, – до завтра, было приятно познакомиться.
Я понуро побрёл домой, где меня с нетерпением ждали дети. Они уже поели. Ужин был приготовлено заранее. Они просто хотели увидеть меня, удостовериться, что со мной всё в полном порядке.
Это было так мило, особенно после того, что я только что испытал. Я едва не заплакал от умиления. И принялся ждать завтра, которое обещала Эля.
Что я себе воображал, о чём грезил! О, разве такое волшебное состояние можно описать словами?
Нет, нет и нет… таких слов ещё не придумали.
А ещё думал о том, чего конкретно могу ей дать, чем поразить восприимчивое к чудесам девичье воображение.
Наверно это было самое главное.
Похоже, я абсолютно потерял голову.
На следующий день мы долго гуляли в парке, потом у пруда, говорили, говорили, говорили.
Совершенно не помню о чём.
Я не слушал и не слышал, я чувствовал. Ощущал её слова и фразы как прикосновения.
Да, мы держались за руки. Я был предельно счастлив.
Не хватало лишь одного, но очень важного аспекта взаимного единения. После пятнадцати лет брака об интимном общении невозможно не думать, особенно если не обнимал женщину, имея в виду полное слияние, год или около того.
Я дождался темноты и предложил… выпить чая. Конечно же чая, с пирожными и конфетами, совместно с детьми.
Элина уже знала, что у меня двое детей. Я тоже знал, откуда она приехала, о том, что она замужем и имеет дочку, но с мужем давно не живёт, потому, что…
Впрочем, Элина особо не распространялась, почему, – так надо, я бы не хотела… это настолько личное, болезненное, не до конца прочувствованное. Давай не будем возвращаться к этой теме… хорошо!
Дети приняли её спокойно. Попили чай и ушли в свою комнату.
Мы опять беседовали. Точнее, говорила Элина, я путешествовал руками и глазами… везде, где было дозволено. О том, чего нельзя, можно было догадаться по перемене интонации, по напряжению мышц.
Не представляете, как приятно было медленно узнавать друг друга.
Столько всего интересного было сосредоточено в этой маленькой фее, что я предложил остаться, но словно выстрела в голову опасался, ожидал отказа.
– Тогда я в душ, – запросто сказала Элина, – дай полотенце. И халат… если есть.
– Неужели так просто, – удивился я, – это потому, что мы выросли, стали взрослыми?
Я был потрясён и очарован открытиями. Это была моя женщина. Такого как с ней я не испытывал даже на первом в жизни свидании.
Чем дальше, тем сильнее и глубже я сходил с ума.
Мы вытворяли такое, чего даже в самых дерзких видениях не мог себе представить. С Элиной было легко, беззаботно, светло и радостно.
Мимо неё невозможно было пройти просто так. Эта женщина возбуждала меня даже напоминанием о любой из букв, из которых состояло её имя, не говоря уже про оттенки интимных запахов, про вкус поцелуя, ощущения от прикосновений.
Каждый день я узнавал что-то новое и не мог понять, где она скрывает свои самые сокровенные тайны. Вроде вчера обследовал каждый миллиметр её тела губами, руками, а сегодня Элина опять предъявляла нечто такое, отчего впору тронуться умом.
Не поверите, я мог испытать настоящий оргазм, просто пристально вглядываясь в её удивительные глаза, даже не прикасаясь вовсе.
Глядя на Элину, я забывал обо всём на свете.
До и после слияния мы обязательно танцевали. Оказалось, что я неплохо умею это делать, просто никогда не практиковался. Наверно всегда умел, но не знал об этом.
– У тебя природная способность импровизировать, слышать музыку и ритм, – удивлялась Эля.
Мы могли беситься до самого утра, только тихо, чтобы не разбудить ребятишек. То пили чай, то танцевали, то вновь прыгали в постель.
Потом Элина затосковала. Во всяком случае, что-то в нашем общении резко изменилось.
– Мне нужно ехать домой, – сказала она.
– Ты же потом приедешь? Я не успел сказать, точнее, стеснялся, всё время оставлял этот разговор на потом. Прости, может быть сейчас это не очень кстати, выходи за меня… я тебя так полюбил.
– Ты забыл, я замужем.
– Разведись, забери дочь. Мы справимся. Нам будет хорошо, вот увидишь.
Мы обо всём договорились, всё решили. Я, Элина, мои дети, её дочка. Немного подождать и мы станем полноценной семьёй.
Нет, не так, позже выяснилось, что это я решил, а не она.
Я ждал Элину, спал в обнимку с платьями, сохраняющими энергию и божественные запахи её тела. Она даже сумочку оставила у меня.
Вот только адреса, где живёт там, в Киеве, я не знал. Может быть в сумочке!
Там была старая косметичка с почти использованной парфюмерией, початая пачка сигарет и несколько коротких писем без конвертов.
“Я вычислил, где ты прячешься. От меня не скроешься, из-под земли достану. Как видишь, знаю твой адрес. И не только. Люська, твоя лучшая подружка, по чьему паспорту ты устроилась работать, я её немного пощекотал пёрышком, кое-чем ещё расшевелил, она и призналась. Письма твои показала. Мы их потом вместе почитаем. Увлекательное чтиво. Антон твой пусть пока живёт, про тебя пока не знаю – не решил. Как вести себя будешь. Короче приезжай, разбираться будем. И не вздумай свинтить, у нас дочь – не забывай. Со мной шутки плохи – сама знаешь, любовь моя.”
Сказать, что я испытал шок – ничего не сказать. Меня опустили в воду, утопили, потом долго отжимали уже не вполне живого, затем сделали искусственное дыхание и без наркоза содрали шкуру.
Но я выжил, чего нельзя сказать о ней.
Элину я искал почти год, это оказалось совсем непросто.
И вот я здесь, рядом с ней.
– Наконец-то мы встретились, любимая. Как долго я тебя искал, сколько слёз пролил. Да, мужчины тоже плачут. Ты об этом не знала! Я каждый день думал о тебе, о том, где ты, как ты… Эти страшные письма. Я читал их до тех пор, пока не выучил наизусть. Запомнил каждое слово. Мы его найдём, обязательно найдём, и накажем. Такое не прощают.
Слёзы отчаяния стекали по моему лицу.
Элина смотрела на меня огромными серыми глазами и улыбалась с холодного гранитного памятника.
Такая же, как тогда.