Там, где горят Стожары

Глава первая

— Какие ещё «негаразды»? О чем вы?!

Вопрос прозвучал довольно резко. Но, черт возьми, после бессонной ночи в поезде, восьмичасовой тряски в «комфортабельном» автобусе, томительном ожидания рейсовой маршрутки на забытой всеми богами заправке, — Ольга устала смертельно, а новоявленная знакомая, по совместительству ближайшая соседка, теткина троюродная кума и местный авторитет порядком утомила ещё…две чашки чая назад.

Горького и вонючего, отдающего плесенью травяного чая из гнутой жестяной банки, найденной докучливой соседкой в дальнем пыльном углу буфета среди мусорного вида пакетиков, смятых коробочек, разномастных стаканов и прочей кухонной утвари.

Ильинишна — так звали говорливую бабульку, не чинясь, по-хозяйски запарила сомнительного вида траву кипятком из (о, чудо!) пусть и старенького, но рабочего электрочайника, выставила на стол принесенную миску с блинами. И принялась деловито «вводить обьявившуюся хозяйку в курс дела», попутно пытаясь выведать подробности личной жизни, работы, материального положения, планов на будущее и перенесенных детских болезней до кучи.

Ольга поначалу внимательно слушала, вежливо улыбалась, сдержанно отвечала на бесчисленные вопросы, с аппетитом уплетая неожиданное угощение. Блинчики оказались донельзя вкусными — ещё горячие, начиненные яблоками и сладким творогом, поджаренные на ароматном деревенском масле. Это в дороге она перебивалась крепким кофе, шоколадными батончиками и парой бутербродов из магазина на той убогой заправке, теперь же голод дал о себе знать.

— …так я ж тебе втолковываю! Или не чуешь?! — Ильинична сердито нахмурилась, возмутившись грубостью городской непутевой девицы. — Место это, ну, хата твоя, долгенько пустовала. Понимаешь? Пу-сто-ва-ла! — многозначительно подняла палец бабка. — Негаразды всякие могут приключиться. Но ты не боись, Оленька. Коли чего — помни, тетка Соломия за каким-то лихом тебе ее перед смертью отписала. Тебе! По всем правилам завещание справила. Уразумела? — Ольга кивнула. — От и добренько! Хозяйнуй. А як хто спросит чего — посылай… эээ…куда подальше!

— Кто спросит? — слащавое «Оленька» бесило неимоверно. Она с трудом сдержалась, чтобы не стукнуть по столу кулаком.

— Мало ли кто… — бабка хмыкнула, окинула Ольгу

оценивающим взглядом, разом растеряв все напускное добродушие. Во взгляде явственно скользнула насмешка.

Обидная такая насмешка.

Колючая.

Словно ледяной водой в лицо плеснули, давая понять: мнения о ней, городской чужачке, невысокого, и даже память о покойной тётке не поможет. Скорее наоборот.

Ну и хрен с вами.

Ольга закусила губу, поднялась из-за стола, недвусмысленно давая понять, что чаепитие и обмен любезностями закончен.

Пора и честь знать.

Вечереет уже.

А она…она с дороги нервная.

Ильинишна подчеркнуто медленно поднялась с колченогого облезлого табурета, зачем-то откинула занавеску и выглянула во двор, многозначительно цокнула языком и скорбно покачала головой. Тяжело вздохнула и прикрыла глаза. Ни дать ни взять — актриса на сцене. Трагикомедия, блин.

Ольга терпеливо ждала, с трудом подавив желание вытолкать назойливую старуху силой. Вот просто схватить за шиворот, выволочь на улицу и поддать пинком под тощий зад.

А та, словно подслушав мысли собеседницы, довольно улыбнулась, мигом сделавшись похожей на хитрую сытую кошку.

Дряхлую и облезлую, как и все вокруг.

Вот же…

— Ну, девонька, надобранич. Обживайся, — пауза. — Коли чего, моя хата знаешь где. Миску я пока оставлю. Завтра заберу. А то сонечко уже садится. Нечего после заката с пустым посудом по улицам тыняться. Налистники мои доешь. Соломию помяни. Я ее, дуру старую, дюже поважала, кто б чего не трындел. Ты их не слушай. Отак… Та не провожай меня, сама дорогу знаю.

Заскрипела, затворяясь, дверь. Ильинична прошкандыбала через заросший сорной травой двор, ненадолго остановилась около калитки, обернувшись, глянула на давно не мытое окно кухни, снова покачала головой.

Показалось, или старая кошелка что-то буркнула? Такое…нелицеприятное.

Ну и хрен с ней.

Пусть катится к чертям собачьим.

Ольга отошла от окна, глянула на стол, схватила заварник и выплеснула тошнотворную жидкость в ржавую грязную раковину. Чуть было не швырнула туда и заварник, но вовремя опомнилась — не хватало еще выгребать осколки.

Осмотреть все комнаты с дороги Ольга не успела, но ей вполне хватило кухни и теткиной спальни, чтобы понять — уборка предстоит основательная.

Сырость и пятна плесени на выцветших обоях, облупившаяся краска на оконных рамах, засохшая грязь на линолеуме, мохнатые клочья паутины в темных углах…

И запах…

Запах заброшенного, забытого, никому не нужного жилья.

Он шибанул в нос, едва только горемычная наследница переступила порог. Окутал душным сухим облаком, осел пыльными разводами на потной шее и руках. В горле запершило, потекли слезы. Хорошо, в рюкзаке завалялись одноразовые салфетки. Она извела целую пачку, пытаясь избавиться от текущих ручьем соплей.

Аллергии только не хватало!

От горячего травяного пойла, которое сердобольная Ильинична подсунула «несчастной деточке», полегчало. Перестало свербеть в носу, успокоился кашель. Бабка, самодовольно ухмыляясь, подливала в пузатую чашку сомнительный напиток и приговаривала, жалостливо качая головой, дескать, а ты что думала?! После похорон двери закрыли на ключ. И все! Никто сюда не совался, дураков не нашлось…

Ольга провела пальцами по столешнице, брезгливо отдернула руку от налипшей грязи. Задумчиво огляделась.

Со смерти тетки прошло не больше полугода. Сейчас — конец августа, а умерла она в начале весны. Времени всего ничего. Почему же в некогда уютной и гостеприимной хате все пришло в упадок? Тетка Соломия умерла внезапно, во сне. И до последнего дня, по словам все той же говорливой Ильиничны, «носилась, наче скаженна»!