Там, где оживают пески

Глава 13

Гюрза прибыл в Хибу на рассвете третьего дня с тех пор, как они выехали  из Феруза. Двое суток бешеной скачки под палящим солнцем и холодной пустынной ночью с короткими остановками  полностью вымотали его. Наемник даже начал невольно уважать и гонцов и их необычайно выносливых лошадок. Любой конь на его далекой родине  пал бы уже на третьем бархане, а эти, неприхотливые, словно верблюды, продолжали нести своих всадников сквозь пески к цели их путешествия. Правда, некоторое уважение не мешало ему, по-прежнему, держаться особняком от спутников. Он уже давно отвык заводить себе друзей и приятелей. Гюрза считал, что это только вредит делу, делая его уязвимым и чересчур доверчивым. 

     Первым от их небольшого отряда отделился гонец, что спешил в Адаб. Наемник провожал его взглядом, и думал, что у этих дикарей все не как у людей. Зачем было мучить коня и всадника почти недельным переходом через всю Великую Пустыню, если можно было послать голубя? Похоже, он имел неосторожность высказать это вслух, потому, что его товарищи, рассмеявшись, объяснили ему, что особо секретные документы голубиной почтой не посылаются. Гюрза  выслушал объяснения молча, но впредь запретил себе быть настолько рассеянным.

    Со вторым гонцом они расстались в  двух  парсангах* от Хибы, а сами свернули с последней  стоянки на запад, и, проведя в пути еще около часа, наконец достигли цели.

   Гонец подъехал к закрытым на ночь городским воротам и заколотил в них что есть силы.  С другой стороны донеслась приглушенная ругань, и дежурный стражник выглянул  со стеновой башни вниз:

-Кого принесло в такую рань? – довольно нелюбезно осведомился он, презрительно сплюнув вниз.

-Если ты, старый слепой шакал, не в состоянии разглядеть, что перед тобой царский гонец, то грош цена такому стражнику! – взъелся в ответ спутник Гюрзы. Гонор  солдата мгновенно испарился, словно лужица воды под палящим солнцем. Он стремительно спустился вниз, распахнул ворота, и, поклонившись, подобострастно сказал:

-Прости, о крыло Царя. Не признал... Я распоряжусь, чтобы тебя и твоего спутника проводили до постоялого двора.

-Не стоит, со мной наемник – холодно и надменно отказался тот. –Вот моя печать... – с этими словами он достал из-под плаща нагрудный  глиняный знак, что выдавался каждому гонцу. На нем было выдавлено имя и должность,и, насколько Гюрза знал, знак этот было положено предъявлять при въезде в города царства Дияла, дабы никто не чинил препятствий в доставке важных документов... Кстати о важных документах... Наемник вдруг подумал, что ему было бы очень нежелательно, чтобы портрет Змеелова завтра же был развешен на всех городских площадях. Он очень осторожен, и не станет рисковать понапрасну. А потому, скорее всего затаится и уйдет в неизвестном направлении, пока Гюрза рыщет по городу в его поисках. Это надо как-то предотвратить.

 -Послушай, уважаемый! – заговорил наемник, когда они с гонцом отъехали от ворот на достаточное расстояние. – Меня, как ты знаешь, послал Правитель по делу государственной важности... Так вот, в интересах этого дела я хочу, чтобы портреты того преступника, что тебе поручено доставить в Хибу, появились на площадях не ранее, чем через пять дней.

-Хо! А с чего это я должен помогать тебе? – все так же надменно поинтересовался тот, чем вызвал  в Гюрзе глухое бешенство. Однако,  наемник сдержался и холодновато ответил:

-С того, друг мой, что так хотел Правитель, с того, что этого хочу я, и потому, наконец, что это будет небезвозмездно. – с этими словами он достал кошель с золотом и покрутил им перед носом  гонца. – Отдай мне всего лишь портреты того бродяги и я клянусь, что через пять дней они будут доставлены по назначению, но не раньше...

-Хорошо! – кивнул тот, сглотнув и жадно глядя на мешочек. – Я согласен!

*Парсанг- мера расстояния в Царстве Дияла, равная примерно 5 километрам

    Гюрза, презрительно усмехнувшись про себя, отдал ему кошель. Люди везде одинаково жадны, и этот не исключение. Сколь хорошо бы не платили Царским гонцам, но денег много не бывает... Его спутник протянул наемнику тугой свиток пергаментных листов, перевитый бечевой и запечатанный смоляной печатью. Он склонил голову в знак благодарности, спрятал свиток за пазуху и, сухо попрощавшись,  направил коня  в  сторону площади, где находились самые богатые чайханы. В конце концов, если Правитель щедро оплачивает все расходы, то почему Гюрза должен экономить?

 Он остановился на постоялом дворе «Райская Птица», отсчитав хозяину шесть томанов, потребовал стойло и овса для коня, а  себе хамам,  роскошный ужин из трех блюд и  бутыль вирийского вина (уже , наверное, целую тысячу лет не пил, и забыл неповторимый аромат напитка, коим славилась его далекая родина). Чайхани подобострастно кивал, слушая его распоряжения. Затем, аккуратно пересчитав деньги, кликнул слугу. Тот подошел, поклонившись наемнику, и повел его в  комнату. Гюрза расположился в «Райской Птице» с поистине царской роскошью: шелковые простыни и мягкие ковры с замысловатым рисунком,  резная мебель из красного дерева и разноцветные витражи из радужной слюды...

  Подали ужин, и наемник приступил к трапезе, попутно обдумывая, как бы ему вернее узнать, куда отправится Змеелов после прибытия в город. Память услужливо подсунула жалкое лицо стражника  у ворот. Вот, пожалуй, тот, кто ему нужен!  Продажная шкура, что следит за всеми вновь прибывшими... А это идея! Завтра же он разыщет того человека и заплатит ему за информацию о беглецах. Но пока... Гюрза медленно потягивал темно –красное вино с восхитительным ароматом спелого винограда и позволил себе больше не думать сегодня ни о чем. Вместо  мыслей в усталом мозгу яркими картинами вспыхивали воспоминания о родной Вирии, ее мягком морском климате, ласковом солнце и красивых людях с удивительно правильными тонкими чертами лица и белой кожей. Здесь таких не встретишь... Особенно славились своей красотой жители  его родной провинции Адалия... Говорят, что даже сам бывший Правитель Саргон женился на красавице-аристократке родом из этих земель, что пленяла здешних аборигенов восхитительными светлыми глазами и фарфоровой белизной кожи...  На душе у Гюрзы, вдруг, стало погано. Пятнадцать проклятых лет он вынужден гнить в этой унылой пустыне, пятнадцать лет изнурительных тренировок и переходов через пески ради сокровенной мечты скопить достаточно денег и вернуться, наконец, в Адалию... Он страстно желал этого с того самого момента, как на торговое судно его отца, предприимчивого купца, напали в Срединном море пираты, перебив почти всех мужчин, которые были на корабле, а его, почему-то,  еще с несколькими юношами оставили в живых, чтобы потом перепродать как скот какому-то племени бродячих дикарей... При воспоминании об этом у Гюрзы потемнело в глазах от злости. Так, что он даже схватился за меч, когда в дверь постучали и побледневший при виде клинка, приставленного к его груди, слуга объявил ему, что хамам готов.  Наемник, расслабившись, опустил оружие и только кивнул в ответ...