Открыв глаза я по мановению чьего-то желания оказалась в пустом банкетном зале, стены которого были обшиты темно-бордовым бархатом с потускневшим от времени и воздействия сумерек золотым орнаментов в виде вьющихся и переплетающихся цветов. Паркет несмотря на поношенность казался наполированным до блеска. Ты готовился принять меня?
Задрав голову в глаза бросился темный деревянный потолок, с центра которого свисала некогда золотая ажурная люстра. На ней уже не было свечей, но с тонких соединений свисали застывшие капельки воска.
Весь банкетный зал казался брошенным. Словно им давно никто не пользовался. Но было в нем нечто, захватывающее дух. Пустой, без мебели и людей. Лишь единственный рояль с потрескавшимся лаком одиноко ждал гостей в дальнем углу. На нем стояла ваза, в которой опустив засохшие бутоны находился букет. Наверное он был очень красивым, пышным и нежным когда-то. Пионы? Похоже. Да. Пионы. Нежно-розовые.
Заиграли струнные и духовые. Я оглянулась по сторонам, но музыкантов нигде не было. Зал был полностью пустым и сумрачным. Свет попадал только с улицы из огромных окон от пола до потолка. Некоторые были завешаны старыми бархатными балдахинами, которые местами проели насекомые и грызуны. Было трудно определить их истинный цвет. Кое-где я даже заметила остатки паутины. Предположу, они были такими же бордовыми подстать стенам.
На балдахинах сидело несколько черных и фиолетовых бабочек. Видимо залетели сквозь открытую дверь, ведающую на маленький балкон. Оттуда открывался вид на сад. Он был большим и по всюду цвели цветы. Но их краски были столь же тусклыми и пыльными, как и весь дом. Небо было затянуто темными тучами, будто вот-вот разыграется гроза. А на горизонте, если повернуть голову, можно было увидеть ослепляющее солнце, которое садилось за горизонт. И снова я могу лишь догадываться, что, сколько бы часов, дней, десятилетий не прошло, картина не измениться. Солнце никогда не сядет до конца, а гроза так и не начнется в полную силу. Снова на это место наложили проклятье. Время остановилось, но вечные сумерки поглощают все пространство, разрушая некогда роскошный особняк, делая его мрачнее и пугающее.
Я была одна среди музыки. Но в одно мгновение мою талию обхватила чья-то крепкая рука. Прикосновение было нежным, но уверенным. При всем желании было бы сложно вырваться из объятий. Оказавшись в центре зала меня закружило в вальсе. Я никогда не умела танцевать, особенно мне ни в какую не давался вальс. И сейчас казалось каким-то нереальным следовать с легкостью за партнером. Партнером?
Хозяин дома оказался умелым танцором. Он кружил нас в танце, и я даже не отдавила ему ни разу ноги. Это и правда достижение.
Его рука крепко держала меня за талию. Хоть сколько могу бурчать, что прикосновение мертвеца мне неприятны, но в этот миг трудно отрицать, что они доставляют удовольствие после долгого одиночества. Да и этот засранец прикасается так, чтобы вызвать доверие. И прощение? Да, я все еще помню сон нашего знакомства. И это не стереть из памяти никогда.
Сколько не вымаливай прощение, стоит господину приказать тебе сделать мне больно или сотворить очередную пошлую пакость, ты без возражений исполнишь приказ. Ты марионетка, прислужник, прихвостень. Тебя подняли из могилы. Да, я знаю, что тебе неприятно от этих слов, но правда остается правдой, сколько бы ты не закрывал глаза и не затыкал уши.
Вторую руку он убрал за спину. Словно действительно давал мне понять: «я не принуждаю, и ты можешь уйти». Да разве можно убежать из такой хватки? Меня загипнотизировали. Его глаза, которые я все еще смутно могла видеть, сковали мое тело. Трудно быть слепой. Опираться лишь на ощущение не всегда удобно. Но со временем я стану зрячей настолько, на сколько смогу. И сейчас я всем телом ощущала, что его взгляд направлен на меня. Только на меня. Безумие. Не смогу понять такого интереса с его стороны. Это нездоровая заинтересованность, но разгадать полностью мотивы не могу. Здесь не только приказ господина, но еще и личные мотивы.
Он красив. Соблазн прикоснуться к его лицу был велик. Но гордость – верная подруга – останавливала меня. Хватит и того поцелуя в грезах. Холодные губы тоже врезались в память. Наверное, все, что я совершаю с мертвецом будет запоминающимся. Жаль таким не похвастаешься.
Не могу этого отрицать его красоты, но это лишь оболочка, которую он надевал на себя, чтобы не пугать и прятаться среди живых. Вспоминая об этом я «возвращаюсь на землю». Это не дает мне пасть от его чар. Я могу лишь догадываться: соответствует эта притягательная красота его прижизненному облику или нет. Полагаю, у него не было отбоя от поклонниц. И возможно это было одной из причин его падения и гибели.
Дурак.
Я права, да?
Мне тебя жаль, но я отбрасываю любую жалость, зная кто тебя подослал, зная кто ты есть, зная, что мне будет только больно из-за тебя. Не хочу и не буду. Оставайся на расстоянии. У меня нет доверия, сколько не доказывай обратного.
Почему ты продолжаешь улыбаться?
Меня так раздражает, что твой рот зашит. Жаль, что твой хозяин слишком вреден, импульсивен и невыносим, чтобы поддаться уговорам и здравому смыслу. В моей власти нет таких способностей, чтобы уговорить его снять эти скобы, разрезать швы. Но ты бы и без них молчал бы. Да? Полагаю, я и тут права. Ты слишком много говорил при жизни. И только смерть научила тебя безмолвию. Печально. Возможно для меня это тоже должна стань уроком. Не болтай, иначе загонят в могилу.