Громкий смех в льдисто-голубом просторном зале пьянит лучше колких северных вин, оседает кислинкой на кончике языка и растворяется пряным ощущением веселья. Бьющая в такт сердцу музыка вынуждает гостей пританцовывать, даже тех, кому вовсе не хочется.
Хозяйка приема сияет: на белом струящемся платье сверкают тысячи кристаллов, в рыжие волосы вплетены цветы. Она кружится по залу, приветствуя гостей, перебрасывается ничего не значащими фразами со знакомыми. В свои тридцать лет Тельма Савирай известная в столице женщина - на ее приемы стремятся попасть многие: ради интересных и полезных знакомств, карточных игр в дальних комнатах, и, конечно, ради хороших закусок от лучшего повара в стране.
Она расточает улыбки с видом победительницы: знает - завтра об этом приеме будет говорить весь Рассветный.
- Светлых тебе, Ката.
В голосе Тельмы сладкая ласка, но в карих глазах - ледяная бесконечность и голодный оскал замершего перед жертвой хищника.
И Кате искренне интересно, есть ли в этой женщине что-то неподдельное, живое.
- Благодарю за приглашение, госпожа Савирай. - Ката едва заметно кивает, силой подавляя в себе безотчетное желание склонить голову.
Перед такими, знает она, показывать слабость нельзя.
Быть девушкой из светлого общества на самом деле очень и очень неплохо: можно покупать дорогие платья, лучшие из южных кружев и менять веера по щелчку пальцев. Можно собирать черные волосы в изысканные прически и украшать восточным жемчугом, ценнее которого нет на целом свете.
А еще можно охотиться на жениха почти так же, как мужчины на своих кровавых преследованиях загоняют лесных зверей.
Ката Ривани, дочь влиятельного судьи из Высших, дышит ровно, с расстановкой, чтобы ничей, даже самый внимательный взгляд не смог заподозрить ее в волнении.
Туго затянутый корсет раздражает ребра. Из-за узких туфель приходится переступать с ноги на ногу и надеяться, что ни у одного юнца не хватит смелости пригласить ее на танец. Более опытные мужчины на столь молодых девиц, как Ката, не заглядываются. Для таких девятнадцать лет - это много проблем с романтичностью девушек и негодованием их рассерженных отцов.
Задрапированные сияющей голубой тканью стены напоминают лепестки альтиции, ужасно зловонного цветка, и вызывают совершенно детское поведение - хочется сморщить нос и громко возмутиться плохим воздухом. Даже сносно играющие что-то мелодичное музыканты не могут повысить ей настроение. Нет-нет, а фальшивят, паршивцы!
- Госпожа Ривани! - К ней спешит мальчишка: надменный взгляд и обиженно оттопыренная нижняя губа вызывают у нее исключительно головную боль. - Вы мне обещали танец!
И, быть может, желание замахнуться веером.
Громкое заявление, хмыкает Ката, обещает она только отцу и исключительно в его кабинете, куда приходит под конвоем исполнительного слуги.
- Ну вы же знаете, как легка память девиц, господин Стеари, - улыбается она, надеясь, что это не слишком похоже на хищных оскал. - Я не помню.
- Ну как же! Мы столкнулись в коридоре, когда вы…
- Я не помню этого, господин Стеари, - отрезает Ката, перекладывая веер в другую руку. - Впрочем, вы можете попытаться позже. Возможно, моя рассеянность пройдет.
Он дергается, будто она и правда его ударила. Поводит плечом, одергивает сюртук. Резко кивает и уходит.
Не попрощавшись.
Столичные кумушки, стоящие слишком близко, шушукаются неодобрительно: униженный перед людьми молодой человек из старинной семьи и девчонка из светлых не самой чистой крови, что позволяет себе говорить громче, чем шепот простуженной старушки. Неслыханная дерзость!
- Глупая девка! - Ката слышит, но только сильнее расправляет плечи и поднимает подбородок выше.
Светлыми рождаются много чаще, чем становятся. Ее отцу повезло - талант. Знающий правду, идеальный судья, не ведающих ошибок, он удостоился великой чести - признания себя равным тем, кто презирает законы, предпочитая откупаться от них деньгами.
Слишком много громких дел, от которых кровь стынет в жилах даже у бывалых королевских гвардейцев, слишком волевой характер, крушащий ладони тех, кто смеет протягивать просительно мешочки с золотыми монетами.
Ката любит отца, понимает чрезмерную опеку и желание хорошо устроить ее в жизни. А потому уже час топчется в неудобном платье.
Ката любит отца, но согласилась прийти на прием вовсе не из-за его желания. И не из-за шантажа, хотя грациозные рысаки из Хальяра ценятся едва ли не больше, чем чистейшие камни в короне короля. Именно такого ей пообещали за хорошее поведение, но…
Она высматривает среди разряженных гостей единственного мужчину, которому чужды яркие краски, серебряные пряжки на башмаках и сплетни о сильных мира. Он и сам сильный, первый советник, изредка посещающий вечера в столице. Редчайшее зрелище на самом деле - встретить его в неформальной обстановке. Как судачат девицы в дамских комнатах, поправляя прически и платья: Марат Ализэ лучшее блюдо на свадебном пиру. Да только отравленное.
Темно-синие ткани его одежд отпугивают многих девушек и искушенных дам. Хмурый взгляд, искривленные в презрительной ухмылке губы заставляют обходить его стороной многих гостей.
Кумушки шепчутся только: «Зачем пришел?»
И Кате очень хочется думать, что ради нее.
Вот только Марат Ализэ не смотрит ни на кого из девиц, игнорирует и искушенных дам.
Сухо, резко передвигается по залу, никогда не поворачивается спиной к двери и внимательно оглядывает всё вокруг.
Идеальный солдат, говорят, на него покушались десятки раз. И все - неудачно.
Ката замирает неподалеку от него, кивает едва знакомой женщине, и прислушивается к тому, как Марат Ализэ даже на скучном светском вечере умудряется решать дела государственной важности.
Кому этим заниматься, кроме него?