Тень

Тень

 - Князь! Они идут. Им нет числа.
 - За нами лишь обрыв реки. Придётся укрепляться на этом холме.
 - Но светлейший, нас лишь три сотни, а с нами женщины и дети.
 - На переправе нас убьют как скот. А здесь есть шанс, что орда убоится цены за наши жизни.
 - Но князь…. Им нет числа.

За два часа до прихода орды.

 - Княже. Гонцы разосланы. Но нет веры твоим братьям. Не пришли они, когда враг грабил наши земли. Не пришли они, когда враг уводил в полон наших женщин. Не придут они и сейчас, когда враг гонит нас по нашим землям аки зверей диких.
 - Верно молвишь воевода. Да что проку с того. С закатом орда хлынет на этот холм. Скажи лучше, что сделать успеваем?
 - Ряд кольев успеем укрепить у подножья. Но и только. Много нас, а холм невелик. Зажаты мы будем между берегом крутым и врагом несчетным. Не сможем мы ни женщин, ни детей, ни стариков от стрел вражьих оборонить. Вся вера наша в то, что убоится вражина тысячу своих за сотню наших разменять.
 - Да. Будем в это верить, ведь нет иной веры. А теперь иди, попрощайся с детьми своими. Скоро времени попрощаться не будет.
Грузный воевода покину единственный шатер, что стоял над рекой на крутом холме. Лучи заходящего солнца окрасили воду и траву на холме в цвета крови. Все в этом месте предчувствовало ту великую беду, что вскоре будет содеяна здесь. И заранее примеряла алые одежды. Ведь надежды не было на то, что горстка уцелевших после прихода орды сможет дожить до утра.
Единственная палатка, служившая шатром князя, да полковое знамя вместе с приготовлениями дружины. Вот то немногое, что удерживало людей от паники. Живя на границе с врагом, они всегда знали, этот день придет… Но вот это день пришел. И они оказались не готовы к нему. С каждым мигом что солнце кренилось к закату. А враг все шел на их объятый ветрами холм. Они понимали все четче, до утра не доживёт никто.
Младенцы не плакали. Дети не хныкали. Женщины не причитали. А старики не ворчали. Все как один делали хоть что-то для укрепления холма. И лишь несколько человек нашли в себе силы простить с родными. В их числе был и князь.
Третий сын князя, он и не мыслил, что за один день постареет на целую жизнь, и станет последним князем этих земель. Еще вчера двадцатилетний весельчак, и баловень судьбы праздновал свою свадьбу. Еще вчера ему не было равных на мечах во всем княжестве. Еще вчера был жив его отец, братья, сестры, мать… Сегодня он состарился, и все что мог, это принять последний бой на холме, что вскоре окрасится кровью.
Боги хранили юную княжну. Боги не дали юной деве особой стати и красоты. Боги не дали ей ума и женской хитринки. Боги не дали ей знатной семьи и богатого приданого. Боги дали ей лишь великую любовь к третьему сыну князя. Да возможность пережить тот день, когда с рассветом пришла орда.
Князь, что проснулся юнцом на брачном ложе, не искал он себе жену. В отличие от братьев и отца его всегда интересовал лишь меч, да подвиги, что он помогает вершить. И в один прекрасный день вернувшись из деревни, в которую не ведут дороги, он сообщил отцу и братьям что жениться. Они были не против, лишь потому что решили, что он шутит. Но когда он привез в терем жену, они устроили ему показательную порку. Но от слов он своих не отрекся, ибо знал, что не видать ему счастья на земле и на небе без неё.
Знатной была свадьба будущего князя. Все горожане и вся дружина гуляли на ней. Да как гуляли! Земля дрожала от плясок. Ночь звенела от песен. И не было воина, что не выпил бы за здравие молодых. И именно в это утро пришла беда.
Они пришли с рассветом. Передовые коники убили гонцов от пограничных застав, поэтому никто и не поверил вначале тому, что увидел. Столбы дыма на горизонте говорили о спаленных деревнях и заставах, что смел враг. А бесконечные коники, что окружали стольный град, вторили своим молчанием самым мрачным мыслям пробуждающегося города. Все в самом южном из княжеств знали, что однажды придет орда. Но орду ждали с востока, а пришла она с запада. И не было числа её воинам.
Старый князь понял сразу. Это его смерть и смерть всех мужчин их княжества. Женщин же ждала куда более страшная участь… Навстречу орде из западных ворот вышла дружина. А из восточных ворот вышли дети князя и все жители. Все опытные рубаки из дружины приняли бой вместе со старым князем. Лишь для воеводы сделали исключение, и он вместе с детьми князя повел людей на восток к переправе.
Славно бился князь. Но не было числа орде и пала дружина как один лишь едва замедлив бесчисленных всадников и конных лучников что занимали опустевший город. Но и в городе вороги не задержались. Они не грабили и не жгли. Не искали спрятавшихся в погребах людей и выбирали кото чей дом займет после войны. Подобно буре они шли и шли вперед не останавливаясь, не разговаривая и ничего не чувствуя к тем домам через который котился их вал.
Беглецы не ушли далеко. И первый сын князя взял крепких стариков и больших детей дабы встать перед врагом. И снова он как наследник своего отца велел воеводе вести людей к переправе. А сам встал лицом к лицу перед врагом. Братья хотели встать подле него, но велел он им и дальше идти с людьми, дабы давать им надежду на спасение.
Пал первый сын. А за ним последовал и второй. И вот уже вчерашний жених вел три сотни способных держать оружие женщин и недорослей, да около тысячи женщин младенцев и стариков со старухами. Но боги были не милостивы к новому князю. Поднялась река, и пропала переправа. И не нашлось иного как врасти в холм, что неминуема должен был стать им последнем земным прибежищем.

 - Как ты? – молвил князь, подходя к постели больной жены. Стрела что пробила ей грудь давно была убрана, но лучше ей не становилось.
 - Уже полегче. Скоро могу встать. – Она врала. Он это знал, она это знала. Но так им было легче. – Что там происходит, я почти не слышу голосов.
 - Ничего не происходит. Просто сегодня особенно прекрасный закат. – Он не врал, ведь последний закат всегда прекрасней иных.
 - Не покидай меня. – Она силилась взять его за руку. И он помог ей. – Прости что я у тебя такая беспомощная жена.
 - Не за стать я тебя выбрал.
 - А за что же? Иль я не статна. – Тень улыбки на уже слишком бледном лице.
 - Статна! Статней всех… ведь я все вижу. – Он и правда видел. Много было в его жизни восхищённых взглядов. Давилось видеть и похотливые взоры. Но таких верящих как у нее не было ни у кого. – Ты лучше лежи, а я буду говорить.
Он говорил. Много разного и все неважное. Он просто старался согреть её своими словами. И пусть лишь на несколько часов, но он смог отодвинуть неизбежное для неё. Ведь голос любимых даже на краю смерти дает нам силы жить.

Орда.

В последних лучах закатившегося солнца увидели беглецы пыль что стелилась над горизонтом. А чуть позже и всадников что её подымали в воздух. Передовые отряды, легкая кавалерия. Без доспехов, лишь с луками да копьями. Они стелились от края до края горизонта. Не мыслимо было даже представить, что все это люди. Это была живая волна, волна что смоет все на своем пути. Как они могли надеяться на то, что устоят.
Князь хотел что-то сказать. Дать людям надежду. Но перед лицом этого он мог лишь порадоваться, что она этого видит. Того, что с беспощадностью лесного пожара сметает все на своем пути. Воевода набрал было в грудь воздуха, чтобы гаркнуть, что-то ободряющие, но и он не смог представить, что можно противопоставить виду орды.
Нет не число врагов пугало. Не гибель товарищей и родины. Пугал размах, что человек перед вечными океаном, рекой, солнцем, горой. А эта сила, она сметет горы, осушит океаны, погасит солнце. Надежды не было. И никогда прежде не кто из них это ни чувствовал так остро.
И в полной тишине предвечного ужаса людей чей-то тихий голосок запел для себя заупокойную песнь по самому себе. Столь жутко это было слышать, как мальчик не достригший и дюжины лет отпевает сам себя, что не выдержали люди на холме. И каждый в тот миг стал подпевать мальчонке, лишь меняя его имя на свое. Ведь все ни хотели умирать не отпетым. А смерть миновать было просто немыслимо.
Когда первые коники орды добрались до холма на крутом берегу их встретила тишина мертвецов. Живых на том холме уже не было. Лишь мертвецы, что жаждали крови своих убийц.
Конница орды встала в одном полете стрелы от холма и вопреки всем ожиданиям не стала нападать. Ведь их было уже достаточно что бы простым залпом из всех луков убить всех на холме. Но орда не желала их смерти. Орда жаждала рабов. Ведь на холме были женщины и дети, а это то зачем они пришли в эти земли.
Спешились конные, достали кривые ятаганы и пошли на холм за добычей. Встали люди за себя и за детей своих пред врагом. И пали как трава под косой. Ведь не были они воинами, а были лишь теми, кто прожил чуть дольше чем их родичи.
Пали те, кто успел взять с собой оружие. Пали и те, кто взял кол и дубину. Пал и воевода, ведь один опытный воин ничто перед бессчётным врагом. Не пал лишь князь.
Как смерть он вошел в ряды врага. Не было ему равных при жизни в умение держать меч. Не нашлось таковых и в смерти. Орда расступалась перед ним, а он все врывался раз за разом в их ряды. И дрогнул враг, что не убоялся дружины князя и песни мертвых. Ведь даже коснуться они не могли того, кого еще на закате звали князем. И отступил враг от шатра на холме.
Стоило схлынуть орде с вершины холма, что залил свет восходящей луны, как тот, кто пол дня был князем и один день был мужем, вошел в шатер. Весь в крови врагов подошел он к её ложу и припал на колено перед ней. И долго еще говорил он ей добрые слова. Но не могла она ответь ему, ведь душа её покинула тело на закате. А в его глазах угасли искры разума.
И дали лучники орды залп по шатру на холме что стоял величественно в лунном свете. Но ни одна стрела не ранила его. И вышел он к врагу желая лишь смерти. Но смерть не желала того, кто нес её с каждым вздохом. И велели ханы убить наглеца что смеет стоять под градом стрел не боясь их.
Орда все шла на холм к тому месту где стоял шатер. И не могла подняться на его вершину, чтобы узреть тело той, что любила больше жизни, укрытое упавшим шатром как саваном.
Плясал меч в руках того, кто стал смертью на холме. И плясала тьма в лунном свете на лезвие его меча. И рос холм, покрываясь трупами. И меч из тьмы плясал в руках того, кто знал лишь, что не ступит на вершину холма нога живого.
И подошла ночь к концу. И отозвали ханы орду. И лишь тень стояла на холме, подле тела той, что была любима больше жизни.

Сейчас.

Говорят на берегу реки, что течет в степь есть холм. Летом весь холм покрыт алыми цветами. А еще говорят, что любой, кто приходит туда ночью, погибает. Но тот, кто не рискнул идти до вершины холма, и остался ждать восхода луны, может увидеть тень юноши, что стоит подле тела в саване. Тьма клубиться вокруг юноши, что стоит, опершись на меч из мрака. А лунный свет искрами серебрит саван на теле.
Никто не знает кто тот юноша, и подле чьего тела он стоит. Но если прислушаться, то ветер принесет очень теплые слова, что согреют сердце каждому.