Тень императора

Пролог. Часть 1.

Тень императора

«...Времён Очакова и покоренья Крыма»

Пролог.

Большая, помнившая крымский поход, штаб-офицерская палатка была сработана из плотной, добротной льняной ткани. Краска на столбах освежена, а растяжки и вовсе новые. Дело не в том, что у этой палатки отныне не хозяин, а хозяйка. Пётр Алексеевич, земля ему пухом, и сам не терпел даже малого изъяна в армейском порядке, и других приучил к тому же, даже жену и детей. Дело в том, что нынешняя хозяйка палатки довольно сильно отличалась от идеала высокородной дамы.

Женщина, заявившая, что способна сменить чёрное вдовье платье только на драгунский мундир, уж точно не может быть обыкновенной... императрицей.

Сейчас глубокая ночь, и палатку освещает один-единственный масляный светильничек. Она пуста, если не считать стола с лежащими на нём ландкартами и бумагами, да неподвижно сидевшей на складном походном стуле женщины, затянутой в тот самый, обещанный, драгунский мундир. Стул здесь один, и женщина встанет, когда пожалуют на совет господа офицеры. Пусть она императрица, но чин у неё солдатский. Не заслужила пока иного – здесь, в мире людей.

Женщина сидела молча. Она вспоминала, пребывая сейчас душою в прошлом, рядом с любимым человеком. Это была всего лишь тень минувшего, но, должно быть, только она и давала ей сейчас силы и не позволяла приблизиться иной тени, подозрительно похожей на смерть. Там, во дворце, занимаясь множеством дел, императрица не могла себе позволить расслабиться ни на минуту. Тем более, что господа европейские монархи, словно сговорившиеся родственники, дружно атаковали вдову плохо завуалированными требованиями оплатить долги покойного мужа. Не на ту нарвались. Пётр Алексеевич оставил не так уж и много долговых расписок, и Раннэиль знала их наперечёт – кому, сколько и когда платить. Во-вторых, часть требований были чистой воды вымогательством в расчёте на плохую альвийскую осведомлённость по части финансов и банальную женскую неопытность. Этих императрица-регентша отшила одним заявлением, сделанным послам. Словесно оно было изложено вполне учтиво, а по сути являлось предупреждением: мол, не считайте меня дурой. Словом, скучать было некогда. Военный поход тоже требовал многих сил и умений, но временами всё же Раннэиль бывала предоставлена самой себе.

И тогда к ней являлись тени прошлого.

Память у альвов превосходная, с воображением у урождённой княжны Дома Таннарил всё в порядке. Потому, вспоминая, она словно снова переживала те моменты, какие считала счастливыми. И почему-то почти все те моменты относились к последнему десятилетию её нечеловечески долгой жизни. Разве что воспоминания о младшем брате не относились к миру людей, но тоже согревали душу. Это помогало. Ненадолго, правда, но всё-таки не позволяло впасть в полнейшее отчаяние.

Правда, и борьбу с расползавшимся в душе смертным холодом выиграть она не могла. Скорее, получала небольшую отсрочку... Это действовало проклятие, намертво связавшее две души. Кто бы мог подумать, что в нём тоже нет магии...

Лёгкий, на грани слуха, шорох у входа. Это Лиа. Когда она рядом, не стоит опасаться удара в спину.

- Твои военачальники собираются, - тихо произнесла подруга-соратница.

- Все ли пришли? – спросила Раннэиль, будто проснувшись.

- Ждут кого-то.

- Как явятся все, приглашай сюда.

Штурму быть, это решено. И для согласования действий всех штурмовых колонн следовало провести совет. По старой альвийской привычке императрица-регентша не изнуряла генералов бесконечными совещаниями по любому поводу, ибо знала, что это самый верный способ загубить любую военную кампанию. К тому же, сегодня вечером наконец вернулись с рекогносцировки и альвы поручика Геллана, и запорожцы верного атамана Малашевича. Полученные ими сведения относительно укреплений Очакова и сил, какими располагал тамошний сераскир, неплохо дополняли друг друга. Вечером подтянулся обоз, осаждающие получили возможность встать нормальным лагерем и поесть не всухомятку. А уже под полночь прискакал калмык с вестью, что на реке выше по течению появились корабли.

То шла нарочно выстроенная для этой кампании Днепровская флотилия под командованием адмирала Наума Сенявина. Иными словами, крепость, коей турки «заткнули» устье Днепра и Днепро-Бугский лиман, будет атакована не только с суши. Но действовать нужно быстро, пока османы не спохватились и не перетащили часть пушек на стену, обращённую к воде.

Значит, штурму быть сегодня на рассвете. И знают о том всего двое: сама Раннэиль и фельдмаршал Миних, нарочно вызванный ею из Тавриды. Секретность – обоюдоострая штука. С одной стороны, доверяя наиболее важную информацию только наиболее верным, можно сохранить тайну от врагов. Но и своим приходится туго. Ох, и получился же сюрприз, когда от Кызыкермена русская армия пошла не привычной уже дорогой к Перекопу, а переправилась на левый берег и, оторвавшись от обозов, спешно выдвинулась к Очакову. Сей манёвр застал турок врасплох, но и солдаты ворчали: поди потащи на себе недельный запас провианта и шанцевый инструмент. Зато турки не успели послать нарочного в Бессарабию с вестью о внезапно нагрянувших гостях, и были вынуждены рассчитывать только на себя. Ну, или на чудо.

На чудеса, однако, небо в этом году было скуповато, притом, не делая различий ни по вероисповеданию, ни по форме ушей. Всего приходилось добиваться самим.

Дискуссия так увлекла взрослых, что они перестали замечать тихонько стоявшего в тени мальчика. Но юный император не выказывал никаких признаков недовольства. Более того, сразу же заявил: мол, вы совещайтесь, а я стану у вас учиться. Ему действительно было интересно, возраст пока не позволял осознать всей серьёзности момента. Раннэиль, пожалуй, была здесь единственной, кто ни на мгновение не забывал о сыне. И кто тихо радовался, что удалось избежать главной опасности под названием «Я царь, мне всё можно». Нянька, начавшая, было, внушать пятилетнему Петруше, что царевичу никто не указ, была изгнана с позором. Позже, в день своего семилетия, мальчишка решил уподобиться взрослым и выпить бокальчик вина. Узревший непотребство Пётр Алексеевич изловил сыночка и самолично его выпорол, попутно объясняя, за что. Наследник оказался понятливым, и поводов к порке более не давал. А в последнее время у всех без исключения невольно возникала мысль, что мальчик – осознанно, или нет – копирует отца. Тот и в преклонных летах не стеснялся учиться, если выпадала такая возможность.