Тень над Руаной

Глава 1. Плата за доброту

Когда меня привели, всё уже было готово. Курились жаровни с раскалёнными докрасна «печатями отчуждения», переминались в стороне палач и кузнец, а дымчатый клинок мой дрожал от страха, лежа на изрезанной знаками наковальне, поверх кольчуги.

Сам я, избитый и связанный, стоял сейчас на коленях перед алтарём, готовясь к тому, что гораздо хуже смерти. К изгнанию. Через несколько минут меня заклеймят, на спине, груди и ладонях выжгут «печати отчуждения» – изображение птицы, перечёркнутое копьем – знак того, что моя душа никогда не попадёт в небесный чертог Сагора. Потом вместо заклятого клинка мне дадут обычный заточенный кусок стали и выдворят за пределы Сломанного Копья. Навсегда…

Одного жалко – попить так и не дали, сволочи. Светлый Сагор, о чём я думаю?! Часы отсчитают положенные мгновения, и я лишусь всего…

– Рен Ловари де Гонсар, вы обвиняетесь в убийстве четверых братьев-монахов! Именем Светлого Сагора, я обрекаю вас на изгнание, дабы каялись вы в том, что совершили, и молили светлое небо о прощении, и познали, что есть Бездна Земная!

Ну и орёт же этот толстяк, лучше бы тонзуру тщательнее выбрил, вон волоски топорщатся. А пить хочется так, что горло сводит.

– Не прикрывайся божьим именем, слепец, – прохрипел я. – Только Ему меня судить!

Толстяк сбился, побагровел, перевёл взгляд на отца-настоятеля, тот кивнул, дав сигнал продолжать, но мне показалось, что в глазах моего бывшего наставника мелькнули весёлые искорки, а ещё почудилось, что щеки коснулась тёплая ладонь.

 Из тёмного угла вынырнул служка в чёрной рясе, подпоясанной верёвкой, поклонился отцу и зашептал что-то. Лицо настоятеля окаменело, он порывисто поднялся и быстрым шагом двинулся прочь, не обращая внимания на недоумённые взгляды.

Интересно, что это могло отвлечь настоятеля от ритуальной казни? Насколько я помню, такого не случалось ни разу. С уходом главы Ордена все на мгновение притихли, и удалось расслышать непонятный гул. Прислушался – звук идёт снаружи. Странно. Остальные, похоже, тоже насторожились, но лишь на мгновение, потом толстяк с плохо выбритой тонзурой вновь обернулся ко мне.

– После нанесения печатей на ваше тело вам запрещается приближаться к любой из святых обителей. Всякий божий человек, что узрит печати, вправе убить вас в честном поединке или наложить чары, согласно приговору. Кроме всего прочего, вы лишаетесь магического начала, и любая попытка использовать заклятия закончится смертью. Ваше оружие и доспехи немедленно будут уничтожены вместе с наполняющими их сущностями, а всякое упоминание о вас, в стенах Аиендине, запрещено под страхом смерти.

Похоже, чем дальше, тем серьёзнее. Перспектива бродяжить всю жизнь не радует. Что там? Говорят, совсем плохо, везде болезни, бандиты, солдаты королевские, хотя это в принципе… Может податься наёмником к Кьёрварду? Говорят, он неплохо платит ренегатам. Опять мысли не в ту сторону. Рано перспективы строить начал. После нанесения четырёх печатей выживает только половина изгоев, остальных – в отвал за Стену.

 – Приговор привести в исполнение немедленно!

Значит, начнут не с меня, уничтожат Тёмное Пламя и Пепла. 

«Эй! – мысленно позвал я. – Вы слышите?»

«Слышим», – отозвался Пламя, Пепел промолчал.

«Мне жаль…»

Пепел выругался на языке Бездны, Пламя только вздохнул. 

«Ты всё сделал правильно, хозяин, а мы давно стали всего лишь разменными монетами.   И поверь, после того, сколько крови мы попили, не жаль умирать»

«Говори за себя, – прохрипел Пепел. – Это ты умираешь спокойно, а я чую, что не смог защитить хозяина! Как я могу уходить, зная, что его ждёт?»

«Успокойся. Ты достаточно защищал меня, чтобы не испытывать мук совести, – мысленно ответил я. – Просто за всё надо платить, а за глупость и безрассудство тем более. Жалко, что и вам приходится…» 

Дух, заключённый в моей кольчуге, снова выругался, а я, словно через пелену тумана, увидел, как к ритуальной наковальне, на которой были разложены вещи, шагает кузнец с пылающим алым светом молотом. Низенький худой священник с всклокоченной бородой открыл пухлый том с обложкой из тиснёной кожи и на удивление громко начал заклинание развеивания. 

– Как всё пришло, так пусть и уходит, как камень обращается в сталь, так же сталь обратится в камень. Возвращаем тебя, дитя Бездны, в лоно земли, как в колыбель матери, спи, и пусть сны твои будут спокойны…

Кузнец ударил огненным молотом по наковальне, Пламя вскрикнул и        замолчал навсегда…

– … И да вернёшься ты в мир очищенным, – закончил священник. 

Голос его потонул в звуке ударов молота, эхо заметалось по стенам, листовидный клинок превратился в раскалённую, гнутую железяку, но касания молота быстро придали металлу форму руны «тлен» – вытянутой спирали из восьми витков, пронзённой тонкой спицей.

Маленький священник нараспев прочёл заклинание, воздух перед наковальней налился тьмой, из которой к зажатой в щипцах руне потянулись тонкие, не толще суровой нитки, щупальца, обвившие спираль настолько, что она исчезла под слоем шевелящейся тьмы. Это продолжалось несколько мгновений, потом тьма отступила, волоча за собой призрачный силуэт, отдалённо похожий на раскинувшую крылья птицу. Пламя ушел туда, откуда много лет назад я его вытащил.

С Пеплом повторилось то же, правда провозился кузнец дольше, расковывая вплетённые в разные звенья знаки взаимосвязи, но справился, и Бездна забрала ещё одного моего друга.

– Палач! – рявкнул жирдяй.