Дерево. Тень. Земля
под деревом для корней.
Корявые вензеля.
Глина. Гряда камней.
Корни. Их переплёт.
Камень, чей личный груз
освобождает от
данной системы уз.
Он неподвижен. Ни
сдвинуть, ни унести.
Тень. Человек в тени,
словно рыба в сети.
Вещь. Коричневый цвет
вещи. Чей контур стёрт.
Сумерки. Больше нет
ничего. Натюрморт.
Смерть придёт и найдёт
тело, чья гладь визит
смерти, точно приход
женщины, отразит.
Это абсурд, враньё:
череп, скелет, коса.
«Смерть придёт, у неё
будут твои глаза».
Иосиф Бродский.
Натюрморт
ПРОЛОГ
Долина Отражений. 3909 год от Сотворения (по современному летоисчислению – за 63 года до падения Дорелии, последнего королевства Обетованного)
Альен смотрел, как чёткие ряды символов покрывают зеркальную раму. Точнее, не покрывают, а выходят изнутри – пробиваются из слоёв серебра, словно немыслимые насекомые, и властно захватывают гладкую поверхность. В полной тишине они множились, обретали чёткость, переплетались зубцами и усиками, вплотную приближались к стеклу, наливались белым свечением… Что и говорить, завораживающее зрелище.
Альен не впервые видел, как Отражения накладывают заклинания на свои зеркала, но красота и математическая точность этого действа, где была важна каждая мелочь, по-прежнему поражали его. По здешним меркам он рано удостоился чести побывать в одном из трёх Зеркальных домов – или, на языке Отражений, Меи-Зеешни: его впустили в залы, полные магических зеркал самых разных свойств и размеров, уже на исходе второго года обучения. Однако подлинная святая святых находилась здесь, в Меи-Валирни, за закрытыми дверями которого эти зеркала отливались и насыщались волшебством. И доступ сюда был подлинной честью; многие ученики-люди покидали Долину, так и не добившись её.
Именно над этим зеркалом наставник Альена, Фаэнто, корпел не первую неделю: любая ошибка могла превратить изделие в заурядный кусок стекла. Простая прямоугольная рама сковывала тончайшее и прочнейшее в Обетованном стекло размером со среднюю книгу; увеличенную копию обычно отливали после удачных опытов с маленькой. Чуткие пальцы Фаэнто, одного из лучших мастеров-зеркальщиков, скользили по раме, следуя за узором ментальных конструкций.
– Почти готово, – тихо сказал он, оставив на зеркале облачко пара от дыхания. – Теперь только закрепить и проверить.
– Принести раствор? – спросил Альен, поднимая взгляд. Фаэнто кивнул, задумчиво созерцая результат; его впалые щёки чуть разрумянились, а тёмные прядки на лбу намокли от пота. После работы над зеркалами он всегда выглядел усталым и погружённым в себя – ещё сильнее, чем обычно.
Альен поднялся из-за стола, зашипев от боли в затёкшей спине, и отошёл к полкам, заставленным рядами флаконов и бутылочек. На некоторых из них красовались этикетки, подписанные трудившимися в Меи-Валирни Отражениями – «Экстракт жимолости», «Заговорённый песок», «Яд чёрной феорнской гадюки»… Кое-где он узнавал и чёткий, крупный почерк Фаэнто. И всё же большинство сосудов давно остались без подписей и вообще содержались крайне неопрятно: в магической лаборатории царил творческий беспорядок, с которым приходилось мириться всякому, кто связывал свою жизнь с Долиной.
Альен привычно передал наставнику нужный флакон; Фаэнто вытащил пробку, щёлкнув по ней ногтем, и с победоносным блеском в глазах – серо-стальных, как у всех Отражений, – пролил несколько вязких капель на заколдованное стекло. Они впитались с негромким шипением, как если бы зеркало было пористым; знаки исчезли с рамы, просияв в последний раз.
– Это твоя лучшая работа, Фиенни, – с искренним благоговением произнёс Альен, возвращаясь на своё место; гордость за учителя и друга переполняла его больше, чем признание собственного скромного участия. Только в такие моменты он и мог позволить себе называть его уменьшительным именем, как принято у людей. – Прекрасная идея и прекрасное исполнение.
Фаэнто хмыкнул; его узкое, чуть вытянутое лицо озарилось спокойной улыбкой.
– Не люблю, когда ты так нагло льстишь… А об исполнении мы ещё не всё знаем, – едва касаясь, он поставил на стекло кончик мизинца. – Каков наш главный постулат при обращении с Даром?
Альен поморщился.
– Соблюдать осторожность. Я не мальчик, Фиенни, не обязательно каждый раз напоминать…
Зеркальщик насмешливо поднял бровь. Его мизинец сильнее надавил на стекло, которое подёрнулось чем-то вроде серебристого тумана.
– Тебе нет ещё и двадцати. Твой народ, наверное, единственный в Мироздании считает зрелыми мужами таких юных существ.
Альену не нравилась эта тема: пускаясь в рассуждения о различиях во взглядах и образе жизни людей и Отражений, Фиенни часто допускал презрительный тон, в другое время совсем ему не свойственный. Он и сам, проведя несколько лет в Долине, был невысокого мнения о своих сородичах (люди, окружавшие Альена в прославленной Академии и даже в семейном замке лорда-отца в Ти’арге, оставили о себе слишком мало хороших впечатлений), но признать это наедине с собой легче, чем согласиться с Отражением. Альен снова перевёл внимание на зеркало.