Территория

Глава 23

Элла поймала себя на мысли, что с тех пор, как ушли Эльдар, Анна и Семен, она точно приговоренная к смерти в ожидании казни сидит и отсчитывает секунды. «Один, два три… семь…сто…» Проклятое воображение рисовало страшные картины: окровавленный Эльдар, из последних сил отбивающийся топором от псов-чудовищ, Семен и Анна, окруженные морбестами. Четкие картины, до ужаса яркие.

- Старайся не думать об этом, - сказала Агата. Она сидела в кресле, обхватив руками колени.

Элла удивленно посмотрела на нее.

- О чем не думать?

- Ты знаешь. О том, что они не вернутся, - Агата покосилась на дверь. – От таких мыслей можно умом тронуться.

Элла нервно усмехнулась.

- Пожалуй, я уже у черты.

- Они вернутся в любом случае, даже если превратятся в морбестов, - Агата смутилась. - Черт, ну зачем, спрашивается, я это ляпнула? Порой мне хочется самой себе язык отрезать.

Элла против своей воли вернулась к мысленному отсчету секунд, но ненадолго – прервав поток цифр, спросила:

- Помнишь, ты сказала, что у тебя свои причины ненавидеть моего отца?

Агата поднесла к лицу руку и осмотрела ногти покрытые черным лаком.

- Ты, правда, хочешь знать?

«Не хочу, но должна, - подумала Элла. – Мне нужно разобраться. Увидеть отца чужими глазами».

- Да.

Агата посмотрела на нее сквозь растопыренные пальцы.

- Это был рэкет. Обычный банальный рэкет. Месяц прошел, как я открыла кафе и тут ко мне заявляется один тип и говорит, что, мол, теперь треть от прибыли я должна отстегивать Черномору. Он это сказал с такой наглой улыбочкой, будто дело уже решенное, и от меня нихрена не зависит.

- Ты отказалась платить?

- Да, послала его на три буквы. Почему-то мне все это не казалось чем-то серьезным. Странно, но он не стал мне угрожать. Просто свалил, продолжая мерзко улыбаться. А вечером прикатил сам Черномор. Сел за столик, заказал кофе. Его охранники в это время курили на улице. Долго он сидел, кофе пил не спеша, только один раз бросил на меня взгляд – я в это время с подругой разговаривала возле стойки и за ним наблюдала. Была у меня мысль подойти к нему и лично заявить: платить не буду! Сейчас не начало девяностых!.. Но не решилась. Он допил кофе и начал медленно так двигать чашку и блюдце. Подвинул их к самому краешку стола, знал ведь, что я за ним наблюдаю. В общем, скинул он чашку с блюдцем на пол, резко поднялся и вышел. Не знаю, зачем Черномор лично ко мне заявился. Возможно, хотел взглянуть на ту дурру, которая осмелилась ему отказать, а может… может, ему просто делать было нефига, не знаю. На следующий день возле моего дома меня встретил мужик в цивильном костюмчике, а рожа, будто с похмелья. Представился санитарным инспектором, даже книжечку показал. Извинялся зачем-то долго. А потом заявил, что мне лучше согласиться отстегивать Черномору, не то санитарная и пожарная инспекция мне житья не даст, лучше сразу пойти и повеситься. Сказал, ему это тоже не по душе, но на него, мол, давят, запугивают. Даже назвал Черномора… ну, в общем, не буду говорить, как он его назвал, главное, этот долбанный инспектор тут же начал испуганно озираться, словно нас могли подслушивать. От своей же смелости чуть в штаны не наложил. После той встречи я серьезно задумалась, посоветовалась с Лехой – ну, с тем, которого морбесты убили. Это он ведь мне подсказывал в плане бизнеса. Я в этом деле лохушка, а у него жилка… была. Он сказал: выхода у меня нет. Я и согласилась. Кстати, завтра я должна была первый раз отдать Черномору часть выручки, но теперь уж… не было бы счастья, да несчастье помогло. Правда, звучит это сейчас как-то сомнительно.

Элла вдруг вспомнила торт, который отец заказал ей на пятнадцатилетие. Огромный торт, просто гигантский. С кремовыми розами размером с кулак. Сколько стоил этот кулинарный шедевр? Наверняка не меньше тех денег, что должна была отдать Агата. Все съели по кусочку, а от торта, казалось, не убыло, чтобы сожрать такую махину и сотни человек мало. Куда дели остатки? Выкинули на помойку, ведь именно так поступают пресытившиеся богатые люди. Глупо думать, что отец распорядился отдать торт в какой-нибудь детский дом, а хуже всего то, что ей, Элле, не пришло в голову самой сделать такое распоряжение. Постоянная жалость к самой себе не способствует заботе о других. Элле стало тошно от этих мыслей, она почувствовала себя свиньей, которая всю жизнь пожирала ворованные трюфеля.

- Стыдно, - сказала она.

Агата потянулась и взяла со стола одну из конфет, развернула и сунула в рот.

- Зря я тебе все это рассказала. Порой незнание – благо.

Элла хотела возразить, но не успела.

За дверью раздался грохот.

Агата вскочила с кресла, растерянно посмотрела на Эллу и выхватила из кармана куртки газовый баллончик.

- Вот и все, - прошептала она.

Послышался треск – звук, будто кто-то швырнул в стену пластиковый столик. Элла вжалась в кресло, пальцы до белизны в костяшках вцепились в подлокотники.

Агата схватила со стола влажное полотенце и бросила ей на колени.

- Будешь через него дышать. И зажмурься, поняла?

Элла нервно кивнула. В сознании, в такт бешеному биению сердца звучали слова Агаты: «Вот и все! Вот и все! Вот и все!..»

Кто-то ходил по залу. Послышался хриплый голос:

- Там посмотри. Черт, чем тут так воняет?! – слова сменились надсадным кашлем.

Агата прошла мимо кресла, встала слева от двери, прислонившись спиной к стене. Она прижимала к груди баллончик, точно спасительный оберег. Элла заметила, как дрожат ее руки.

Дверь распахнулась.

За порогом стоял морбест – широкоплечий мужчина с длинными растрепанными волосами. Лицо морщилось, из черных блестящих глаз по щекам текли ручейки мутной слизи.