То, что сильнее Смерти

То, что сильнее Смерти

Тощий парень в татуировках и клетчатом жилете, как у игрушечного кролика, причмокивал, покрывая поцелуями шею загорелой блондинки. В обтягивающих мускулистые ноги джинсах, в бюстгальтере, который увеличивал грудь на пару размеров, она изгибалась в его руках дикой лошадью и хихикала как ребенок. Молодость. Страсть. Должно быть, парочка студентов. Самоуверенные, дерзкие. Весь мир — ничто перед их любовью, да?

Адам сжал губы до боли.

Толстая старушка в бордовой вязаной кофте вела под руку дедулю с тростью. На обоих — соломенные шляпки, из-за которых они походили на фигурки из шишек и спичек, слепленные ребенком на уроке труда. Что могло остаться от их любви?

К горлу Адама подкатила тошнота.

Мамаша с накачанными губами, которой осталась пара лет молодости, ее жиреющий муженек, полностью сосредоточенный на голосе в дорогой гарнитуре, и вишенка на торте: одетая как игрушечный пупс девочка. Она шла между ними, сося грязный палец и заливая слюной подбородок. Жидкие волосенки уложены кучей заколок и разноцветных резинок. Обтягивающие джинсы, блестящие кроссовки — совсем как у мамаши, только маленькие. Туника с изображением нелепого существа. Что это вообще? Свинья в платье с перекошенным лицом? У Адама в детстве не было подобной мерзости, по телевизору показывали нормальные мультики, нарисованные нормальными людьми. И поэтому в возрасте этой девочки он выглядел как ребенок, а не как животное.

Адам не мог смотреть на них, но все равно смотрел. Нутро ныло и выворачивалось наизнанку, голова пульсировала. Люди вокруг не разбираются в настоящей любви, и никогда их примитивных мозгов не хватит на понимание. Их чувства — сплошь ужимки и сопли, примитивная похоть, привычка, отвратительно!

— Т-ш-ш, — Анжелика опалила дыханием его ухо и потерлась кошкой о плечо. — Ну, какой ты опять хмурый, что случилось?

— Ничего, — он потер глаза. — Слишком много людей, устал, хочу побыть с тобой наедине.

Кульминация уже близка. Его собственная точка взлета и одновременно падения. Момент, которым Адам не мог управлять, который выносил его ракетой в неизвестность, где не существует законов физики. Дни до нее невыносимы, будто кипяток, который льется сверху, а убежать от него нельзя, можно лишь получать ожоги и кричать. Анжелика обняла его и погладила по голой коже плеч. Ее руки всегда такие холодные. Ему нравилось. Можно положить ее ладони на лоб или разгоряченную грудь, и они ненадолго успокоят бурю внутри. Предыдущая, Надя, точно бы так не смогла. Она была горячей, словно у нее вечно температура. Крепкая, низенькая хохотушка со смуглой кожей. Каждый раз, когда она смеялась, ему хотелось размозжить ей голову камнем.

Глаза Анжелики тоже успокаивали его: похожие на льдинки в стакане с виски — прозрачные, янтарные, сверкающие холодным далеким солнцем. Волосы у нее сияли как рожь. Адаму нравилось ее лицо: простые черты, естественная красота, никакой косметики, но кожа гладкая и шелковистая, ресницы густые и черные, а губы насыщенного розового цвета. Иногда он думал, что она совершенно идеальна, даже на фоне лучших из тех, с кем он был вместе. Будто Бог слепил ее специально для Адама, как Еву. Или же сам Адам нарисовал ее и выбрал имя. Она всегда говорила то, что он хотел услышать. Обнимала и целовала в те моменты, когда он хотел. Когда они занимались сексом, она изгибалась змеей, прижимаясь к нему, подчиняясь ему, и никогда не предлагала ничего кроме миссионерской позы, словно читая мысли Адама. Он не выделял никого из своих милых девочек, но теперь ему казалось, что именно это он и сделает с Анжеликой. Запомнит ее. Ее любовь, хотя они все любили его и принадлежали ему. Ее дыхание, пусть каждая из них отдала ему последний свой вдох.

Анжелика примет удар стихии внутри него, как все они. Но только в ней Адам утонул так сильно, что однажды представил их дальше, в следующем месяце, в следующем году, представил, как надевает кольцо на ее палец, как Анжелика стоит рядом с ним, с ног до головы укутанная в белое тяжелое платье. В то же мгновение ударил себя по лицу, разбив до крови губу. Нельзя мечтать о таком, нельзя останавливаться. Ее особенность лишь сделает кульминацию ярче. И возможно, он даже продержится дольше до следующего прихода бури.

Следующее воскресенье стало счастливейшим днем жизни Анжелики. Молодые красивые влюбленные поехали отдохнуть в домик за городом. Закупились пивом, мясом и рано утром отправились в дорогу в машине, слушая громкую музыку, поедая пиццу и запивая колой. Ехали два с половиной часа, но время пролетело как двадцать минут. Адам то и дело отрывал взгляд от дороги и смотрел на Анжелику. Она поворачивалась одновременно с ним. Ему казалось, что молнии трещат между ними, щекочут кожу иголками. Да чего прекрасна девушка рядом с ним. До чего прекрасна любовь. Адам единственный на всей планете, кто понимает значение этого слова. Все остальные — роботы, у них нет душ, их эмоции — ложь, а их мысли примитивны. Адам единственный понимал, что такое раздирающие на куски чувства.

— Я хочу прожить с тобой всю жизнь, — Анжелика положила голову ему на плечо.

Так и будет. Она угадала даже концовку сценария, который он полировал семь лет.

В загородном домике их ждали простые развлечения: купание нагишом в небольшом пруду, стрельба по банкам из охотничьего ружья Адама, барбекю, немного алкоголя — недостаточно, чтобы притупить эмоции. Анжелика хохотала, целовала его, признавалась в любви. Музыка играла так громко, что заглушала мир. «Я люблю тебя, — билось в голове Адама. — Я люблю тебя так сильно, что эта любовь может убить меня».

Внутри извергался вулкан: лава заливала мозг, выжигала мысли, оставляя лишь основу всего его бытия. Жар охватывал тело, хуже, чем при самой тяжелой лихорадке: оно словно принадлежало и не Адаму даже. Глаза готовились лопнуть от жары, от бешено колотящегося сердца тряслись руки. Он бы сделал все, чтобы растянуть последние минуты с Анжеликой навечно. Но он не мог сделать ничего.

Когда он надел маску, то пламя внутри сжалось в маленькое жгучее ядро в самом сердце. Белая ровная резина с прорезями для глаз и ноздрей. Полностью лишенная человечности, его полная противоположность, не умеющая любить.