Томет

Томет

Предлог

Томет шёл по тротуару, переигрывая в памяти спор, который днем назад случился у него с сотрудниками по фирме. Запоздалые ответы и возражения, всплывающие в голове, вытесняло осознание того, что он опять ищет аргументы для дискуссии, которую уже никто не ведет, пытаясь убедить собеседников, которых нет. Причем, хуже всего, — думал при этом он, — что всё это повторяется уже не первый раз...

Томет работал в организации, которая занималась промышленным дизайном и системной визуализацией контента (так значилось в ее профиле). Отчужденность и утилитаризм, которыми за версту несло от этой формулировки, претили ему с первого дня, поэтому он предпочитал называть себя контент-стилистом. Томет считал, что имеет на это право, хотя, возможно, это просто была попытка дистанцироваться от остальных сотрудников фирмы, которые не утруждали себя оценочными суждениями по таким пустякам, исправно выполняя свою работу без избыточной рефлексии над терминологией. Не то, чтобы кто-то из них получал больше удовольствия от продуктов собственного труда, чем сам Томет, однако ни одному из них не мешало чувство отчужденности, на котором он регулярно ловил себя в процессе работы над каждым проектом. Томет замечал, что им доставляет удовольствие сам принцип сжатия визуальной семантики и сложных исходных образов до лубочной схематики примитивных концептов, до общераспространенных шаблонов, до набора типовых образов, распространенных и интуитивно понятных для каждого, апеллировавших к самым простым механизмам их распознавания.

Какое-то время и ему эта задача казалась увлекательной, однако через нескольких лет работы он стал ловить себя на ощущении, что ходит по кругу, протаптывая одну и ту же колею неизменных шаблонных решений, у которых варьируется лишь цветовая гамма и второстепенные элементы стилистических приемов, отражающих установки текущей моды. Несколько раз он попытался “взбунтоваться” и привнести в дизайн собственное видение, добавляя в него уместные (как ему казалось) элементы, подчеркивающие тот или иной аспект проекта или раскрывающие его с нового ракурса, однако всякий раз это заканчивалось вызовом к менеджеру и бесплодной дискуссией с коллегами на тему: “Что тебе еще нужно, когда в ТЗ и так все есть?”. Попытки объяснить им преимущества отражения в элементах интерфейса непонятных никому “отсылок на второй план”, или “выгоду аллюзивных ответвлений” не могли встретить ничего, кроме недоумения и возражений – поскольку противоречили не только канонам промышленного дизайна, но и привычным нормам в среде клиентов их фирмы.

Очередной конфликт случился из-за его попытки реализовать в элементах дизайна мотив структурного самореференса (во всяком случае, именно такое определение пришло в голову Томету, когда он поймал себя на желании усложнить поставленную перед ним задачу). Однако, увидев скетч, заказчик заявил, что подобным абстракциям место лишь в музее, что его собственные клиенты — простые люди, не любящие тратить время на осмысление сложных образов, и что он хочет видеть в своем проекте только предсказуемые компоненты, составленные из привычных элементов, которые встречаются повсеместно и столь же повсеместно одинаково интерпретируются. Его горячо поддержал менеджер проекта (для которого идеал эстетики и лаконичной семантики выражался совершенством банковского чека), и Томету не осталось ничего другого, кроме как переделывать все в символике шаблонных лубочных иконок, используя ненавистный ему стиль материального дизайна, который в последнее время вызывал у него навязчивые ассоциации с набором геометрическими форм, разработанным для развлечения детей с задержками умственного развития. Пока он вносил исправления, в его ушах звенели раздраженные инвективы заказчика, среди которых выделялась одна реплика: “Чем проще и привычнее разработанная вами визуализация окажется для потребителя, тем вероятнее она станет частью его самого. Вы можете в моем дизайне не отражать мои продукты, главное — чтобы в них отразились мои заказчики!” Ему отчаянно поддакивал менеджер проекта, врожденная ограниченность и конъюнктурность которого зашкаливали сейчас, усиленные боязнью потерять клиента: “Мир и без того труден для понимания, Томет! Наша задача состоит не в дополнительном его усложнении нашей символикой, а в том, чтобы сделать его ближе и доступнее для простого человека. Повторите ему то, что он видит чаще всего, и он — ваш!”

В конечном итоге Томету удалось добиться этой цели лишь за счет предельного упрощения и выхолащивания всей семантики элементов, использованных в новом шаблоне. Когда он сдавал работу, его волнение уже улеглось, а мысли преимущественно были заняты вопросом: сколько в его личном окружении предметов, при создании которых художники руководствовались теми же принципами?

К сожалению, этот эпизод был лишь фрагментом в череде недоразумений, возникающих, в частности, из-за того, что Томет никак не мог понять тот доходящий до преклонения пиетет, который остальные сотрудники испытывали перед знаковыми примитивами, повторяющимися в каждом их дизайне, угадывающимися еще до того, как взгляд успевал схватить общую картину. Томет пытался добиться от них ответа на вопрос: что они имеют против такого подхода, в котором из любого элемента схемы можно было бы реконструировать если не всю, то хотя бы значительную часть общей картины? В ответ ему в очередной раз напоминали, что дизайн не может и не должен быть самоцелью, имеющей собственный смысл, что он является не более чем средством доставки до целевой аудитории знаков и сигналов, указанных заказчиком в техзадании, что их клиентура ориентируется не на одиночных эстетов, а на широкую аудиторию, которая, в свою очередь, тем шире, чем проще и нерефлексивнее. Как всегда, его возражения оказались бесполезными, он опять остался в меньшинстве, не только никого не убедив, но даже не сумев объяснить значимость своего подхода. Этого, впрочем, стоило ожидать — с практической точки зрения он, безусловно, был неправ.