Трагикомедия

Глава 8

Картошку, даже целую плантацию, рано или поздно всё равно выкапывают. Как бы мама не оттягивала наш разговор, он всё равно должен был состояться. Мама затопила баню, чтобы смыть с себя все грехи, которые мы насобирали, выкапывая картошку. Затопила. Баню. Мама. Я хоть и вырос в этом доме, баню топить не умел. Мало того, что сачок, так ещё и криворукий. Всё-таки надо выяснить правду об отце, что за чудо передало мне свои нестандартные гены. И я выяснил.

По рассказу мамы, весьма неохотному рассказу, надо заметить, человек, послуживший причиной моего появления на свет, действительно был нестандартной личностью. Хотя почему был? Он жив, может быть и не совсем здоров, но жив.

Мама нашла его в луже. Правильно говорят, что хорошие мужики на дороге не валяются. Но мать же сердобольная. Ну, была, по крайней мере такой, в незапамятные времена. Мой предок всё-таки умудрился лишить её некой доли такого замечательного качества. В тот поздний роковой вечер он был пьян и философски настроен. Октябрьские ночи были холодны и настроены не столь философски. Мама пыталась его поднять, чтобы сопроводить до дому, но он даже не мог вспомнить, где живёт. Ох уж эти философы!

Сердобольная тогда ещё мама в итоге дотащила его до нашего дома и оставила до утра. Утром он протрезвел и остался два года. Оказалось, что бывшая жена выгнала его за пьянку. Но он не огорчился, а, напротив, обрадовался. Пить теперь можно было сколь угодно много, благо его-то бабки не преследовали, хотя сильно сомневаюсь в том, что он упускал возможность нассать под чьим-то забором. Жил папенька, где придётся: у знакомых, у случайных собутыльников. Когда был трезв, то есть очень-очень редко, перебивался случайными заработками, чтобы были какие-никакие деньги для следующей выпивки и закуски.

Мать поставила его на ноги и велела взяться за ум. На ноги он встал и за ум взялся, бывшая жена почему-то тут же решила, что такая корова нужна самому и благополучно вернула его в стойло. Я тогда только-только родился на свет. И своего отца, оказывается, встречал на улице много-много раз. В посёлке было бы странно не встретиться. Мы проходили друг мимо друга, он спокойно – зная, что я его родной сын, я спокойно – не зная, что он мой непутёвый отец.

Я в шоке, если честно. Я, конечно, не баба, но я в шоке. Оказывается, появление старухи в самый благословенный момент ещё не самое странное, что случалось со мной в этой жизни.

- Я пойду бить ему морду, - сказал я матери. – Он всё это время был рядом и не помогал даже копеечкой.

- Он предлагал, - слабо запротестовала мать. И я понял, что не предлагал, а сама она просить стеснялась.

Я вышел на улицу и задумался. Конечно, бить морду обидчику – это хорошо. Но бить морду человеку, который вдвое старее тебя – это плохо. Что мне было делать? Я присел на корточки возле забора и заплакал, в который раз за последние дни, досадливо и жалко, кусая губы. Я, несмотря на свой неюношеский уже возраст, был абсолютно беспомощен в вопросах человеческого бытия, а тут ещё и в туалет захотелось. Бабка выглянула из окна дома напротив и помахала мне рукой, что-то новенькое, с досады и злости я написал им на забор. Не стыдно, а как-то даже приятно.

Вечером мы с Настей решили прогуляться по посёлку. Сознательно и подсознательно тоже я рассчитывал увидеть на улице это существо, породившее меня на свет божий.  Да, я хотел его встретить, просто встретить, а там действовать по обстановке. Пройти мимо – и плюнуть в его сторону, пройти мимо – не плюнуть в его сторону, пройти мимо…

Всё-таки есть прелесть в этих маленьких посёлках. Где-то там в часе езды шумел и вечно куда-то опаздывал областной центр, а здесь … здесь было уютно, спокойно, неторопливо и ласково. Я был дома и метущаяся душа, переполняясь восторгом от лёгкой прохлады первых сентябрьских дней, постепенно успокаивалась и, мурлыча, нежилась, прижимаясь к душе зеленоглазой девушки, идущей возле меня. Я бы почти счастлив. И чувствовал, что заслужил это счастье, как и всякий человек. Просто фактом своего существования в этом непонятном и часто недружелюбном мире.

Я был счастлив…

Она шла лёгкой походкой, не обременённая тяжестью тридцатилетнего бытия, длинные тёмные волосы, уложенные в какую-то замысловатую причёску, красиво блестели в отблесках не спеша уходящего солнца, жёлтое яркое пальто напоказ гармонировало с этой прохладной красавицей-осенью. Она и сама была осенью. Королева Виктория в молодые годы в исполнении Эмили Блант. Моя первая любовь. Вика. Коза, из-за которой мне сломали руку и породили кучу комплексов. Зачем я припёрся в этот посёлок? Ну подумаешь, какая-то там бабка. Ну, мало ли у кого какие скелеты в шкафу. А моя бабка хотя бы живая. Неудержимо захотелось свалить отсюда, но тут Вика, скромно потупив взор, сказала простое:

- Привет! - голос её был басовитым.

«Курит баба,» - досадливо подумал я и зажжённая сигарета выпала из моего рта в листву, я принялся её затаптывать из-за боязни пожара.

- Привет, - чуть запнувшись интонационно, ответил я. Этого чуть вполне хватило Насте. Она взглянула на меня с особым интересом.

- Как давно мы не виделись, - констатировала Вика. Она, не смущаясь, разглядывала Анастасию. Любопытная коза.

Анастасия не из скромниц, тоже не сплоховала, упрямо не отводя зеленоглазого взора от моей первой любви. Ревновала что ли? Или просто, как и всякая женщина, метила свою территорию, защищая её от соперницы?

- А ты как здесь? – чтобы что-то сказать, спросил я.

- А я вернулась. Насовсем. В гостях хорошо, а дома-мама, - просто и мило ответила Вика и улыбнулась. За эту улыбку я готов был простить её всё: курение, сломанную в детстве руку, растоптанное самолюбие. Я любил её тогда. Восторженной первой любовью, чистой, светлой, прекрасной. В конце концов, не её вина в том, что она нравилась многим, а я оказался безнадёжным сачком. Я вырос и стал немного сильнее. И чёрт с ней с бабкой. Сейчас никто не стоял между мной и Викой.