Травма

Травма

Пролог.

      Услышав мелодичную трель дверного звонка, Мелисса аккуратно положила кисть на палитру и встала из-за мольберта. Мельком взглянув на часы, она мягко улыбнулась. Отец был пунктуален, как и всегда. Девушка подхватила широкий блокнот с прикрепленной к нему ручкой и быстро спустилась на первый этаж. 
      Ян Карпентер навещал дочь каждую неделю, привозя все необходимое и оставаясь с ней на то недолгое время, что мог выделить в плотном рабочем графике. Мелисса всегда радовалась приезду отца и искренне наслаждалась часами проведенными в компании единственного человека, с которым она виделась вживую. 
      Отодвинув несколько тяжелых железных засовов, девушка отступила на пару шагов, и отец, открыв дверь и тут же снова заперев за собой, вошел в небольшой, уютный холл. В руках он держал большой белый пакет.
      -Здравствуй, милая, - сказал он мягким, низким голосом.
      Мелисса улыбнулась и, вытащив ручку из колпачка, закрепленного на краю картонной обложки блокнота, принялась быстро пролистывать страницы в поисках чистого листка. Найдя, наконец, она быстро записала что-то на разлинованной поверхности и показала отцу.
      «Привет, папочка! Как твои дела? Как работа?», - прочитал он текст, выведенный большими, ровными буквами.
      -Все хорошо, - мужчина улыбнулся и прошел на кухню, - Завтра опять придется лететь в Германию на пару дней. Инвесторы снова вызывают на ковер.
      «Пожалуйста, сделай несколько фотографий, если будет свободное время».
      -Кончено, родная. Обязательно, - мужчина улыбнулся и кивнул в сторону большого пакета, поставленного им на стул, - Я привез все, что ты просила. Ну, и добавил от себя немного, - добавил он, увидев шутливое недоверие на лице дочери.
      «Спасибо большое!»
      Мелисса, шурша полиэтиленом, вынимала и выкладывала на стол продукты, художественные принадлежности и разнообразные мелочи для дома. Отец наблюдал за ней, сидя на маленьком плюшевом диванчике в углу кухни. Сейчас, когда она деловито ходила по дому, раскладывая привезенные им вещи по местам, легко можно было забыть о ее состоянии. Дочь казалась прежней, не сломанной. Иногда, доставая из пакета что-то не входившее в ее список, купленное по его инициативе, она переводила на отца хитрый взгляд и улыбалась, слегка наклонив голову к плечу. Он отвечал ей, виновато пожимая плечами, от чего ее улыбка становилась шире, а его сердце начинало биться чаще. 
      «Может, посмотрим вместе кино?» - написала она, закончив разбирать принесенные им вещи.
      Отец взглянул на часы и помрачнел.
      -Прости, милая, сегодня не получится. Мне нужно вернуться в офис через пару часов, так что скоро мне придется уехать. Давай в следующий раз, хорошо?
      «Ловлю на слове!» - девушка снова улыбнулась.
      -Как продвигается картина? 
      «Хорошо. Думаю, закончу к твоему следующему приезду.»
      -Отлично! – отец поднялся с дивана, - Кстати, почему ты не пользуешься планшетом, который я привез в прошлый раз? Печатать на нем гораздо быстрее и удобнее, чем писать в блокноте, разве нет?
      Девушка неуверенно сдвинула брови.
      «Мне нравится писать от руки. Электронные сообщения какие-то… неличные.»
      -Вот как, - отец рассмеялся,- Ну что ж, пусть будет так, - он вернулся в холл, - Ты подготовила новый список?
      Мелисса кивнула и подняла указательный палец, прося подождать. Она быстро пробежала вверх по деревянным ступеням, исчезая в своей комнате, и через несколько минут уже протягивала отцу небольшой, сложенный вдвое листочек. Отец потянулся к списку и случайно коснулся пальцами тыльной стороны ее ладони. Девушка шумно вдохнула, отдергивая руку, отступая на несколько шагов, глядя на мужчину широко распахнутыми, полными ужаса глазами.
      -Милая… прости… Прости, я не хотел, - отец поднял вверх раскрытые ладони в извиняющемся жесте и Мелисса понемногу успокоилась, будто бы приходя в себя.
      «Все хорошо. Извини.», - вывела девушка дрожащей рукой.
      -Тебе не за что просить прощения, милая, - он поднял с пола упавший листочек, - Я люблю тебя, родная.
      «Я тоже люблю тебя, папа».


      Сев в машину, Ян первым делом развернул аккуратно сложенный лист бумаги и пробежал глазами по списку, составленному дочерью. По большей части все было как обычно: продукты питания, несколько кистей и оттенков масляных красок, разбавитель, шампунь, губка для посуды и тапочки. Новинкой стала приписка в самом низу листка.
      «Папа! Сад вокруг дома совсем зарос. Пожалуйста, не мог бы ты нанять кого-нибудь, кто смог бы ухаживать за растениями?
      Люблю тебя, Мэл.»

1.

     Жизнь Мелиссы Карпентер не отличалась разнообразием и состояла, в основном, из обширного набора ритуалов, идеально выверенных за последние два года. 
      Каждое утро она просыпалась за полчаса до звонка будильника и лежала с открытыми глазами, представляя, пытаясь визуализировать увиденные сновидения, большая часть из которых становилась основой для ее картин. Почти всегда это были темные, мрачные, но невероятно красочные эпизоды, похожие на кошмары, завернутые в праздничную упаковку. В них не было ни сюжета, ни смысла, просто обрывки ее собственных переживаний, неумело переданные подсознанием в виде образов, мест и фантасмагорий.
      Когда тишину маленькой спальни нарушал мелодичный звон будильника, Мелисса вставала, и, в первую очередь, спускалась на первый этаж и проверяла целостность массивных железных замков на входной двери и щеколд на плотно закрытых жалюзи окнах, выходящих в сторону небольшой дорожки, ведущей к ее дому. Этот ритуал был самым важным, только после него девушка чувствовала себя спокойно и умиротворенно.
      Дальнейшее не сильно отличало жизнь Мелиссы от жизни других, нормальных людей. Она меняла уютную полосатую пижаму-комбинезон на тонкую отцовскую кофту с длинным рукавом, слишком большую для девушки, и мешковатые бесформенные спортивные штаны, умывалась, пила кофе и завтракала. Закончив утренние процедуры, Мелисса шла на «работу»: в крошечную мастерскую, оборудованною ею же самой на втором этаже, в единственной в доме комнате с балконом, выходящим в сад. Там она писала до вечера, изредка делая перерывы, чтобы спуститься за очередной порцией ароматного чая или чтобы перекусить. 
      Вечером Мелисса готовила немного еды на завтра, после чего снова поднималась в свою спальню, и, облачившись в пижаму и положив ноутбук на колени, удобно устраивалась на кровати. Несколько часов перед сном она с детским восторгом рассматривала фотографии, запечатлевшие природу, животных и панорамы городов, в которых она никогда не сможет побывать. Иногда девушка даже находила интересные видео и документальные фильмы, рассказывающие потрясающе увлекательные истории о различных достопримечательностях. Ей нравились такие фильмы, и она сохраняла их, чтобы потом посмотреть вместе с отцом.
      Ян Карпентер навещал дочь каждое воскресенье, приезжая ровно в полдень. Он всегда проводил с дочерью разное по длительности время, что выбивалось из идеального ритма ее жизни, но к этому Мелисса смогла адаптироваться, слегка перемещая все остальные «обряды».
      Еще двумя еженедельными ритуалами были звонки по видеочату. По вторникам, в восемь, Мелисса связывалась со своим психологом, доктором Бентли, а по четвергам, в это же время, с лучшей подругой Вики. Общение с обеими этими женщинами давалось ей куда сложнее, чем с отцом, однако за два года девушка ни разу ни пропустила ни одного контакта. В первом случае потому, что разговоры с доктором Бентли возможно могли помочь ей, а во втором потому, что не хотела расстраивать некогда близкого ей человека. 
      Последним ритуалом был отход ко сну. Мелисса укутывалась в одеяло, как в кокон, стараясь оставить с наружи минимально возможную необходимую для дыхания часть и медленно засыпала. Девушка никогда не гасила свет. Не потому, что боялась темноты, а потому, что темнота ассоциировалась у нее с ночью, а та, в свою очередь вызывала болезненные воспоминания, старательно спрятанные где-то очень глубоко внутри ее подсознания.
      Мелисса не чувствовала себя ни несчастной ни больной. Напротив, находясь в одиночестве, внутри отлично охраняемого, безопасного убежища, она была совершенно счастлива. Здесь было все, что она любила: виниловые пластинки с классической музыкой и старый граммофон, с трудом втиснутый в маленькое пространство ее мастерской, масляные краски, кисти, мольберт и многие часы свободного времени, которое она с удовольствием проводила в пропахшей ацетоном комнате. 
      Девушка обожала писать картины, и, судя по тому, как хорошо они продавались в свое время, получалось у нее весьма неплохо. Мелисса смутно помнила, что в своей прошлой жизни ее работы даже удостаивались призовых мест, но воспоминание это было блеклым и казалось каким-то ненастоящим. Сейчас ее картины хранились в специально оборудованном подвальном помещении, и отец, приезжая, иногда забирал одно или несколько полотен с собой. Девушка не знала, оставляет ли он картины себе или продает, и ее это не волновало: процесс написания радовал ее гораздо больше, чем длительное созерцание финала своих трудов. Однако, судя по суммам, периодически капающим на ее счет из различных источников, ее работы до сих пор пользовались спросом.
      Все полученные деньги Мелисса отправляла отцу. Ей они были попросту бесполезны: все необходимое покупал и привозил папа, она лишь составляла список, за дом платил так же он, а большего ей было не нужно. Даже если бы она хотела что-то приобрести, это было физически невозможно, так как покинуть дом она не могла. Что-то внутри начинало биться и кричать, даже при одной мысли об этом, вцепляясь ледяными пальцами в коленные чашечки, заставляя ноги неметь, а сердце отчаянно биться в груди. 
      Это что-то постоянно было рядом и большую часть времени спало глубоко внутри Мелиссы, готовое проснуться в любой момент и накинуться на нее, ломая волю, осушая душу, делая тело слабым и непослушным. Грязным. Оно полностью властвовало над девушкой, запирая ее в крепкой, тесной клетке из которой Мелиссаа, со временем, перестала даже пытаться вырваться, послушно оставаясь внутри допустимых пределов.
      Так продолжалось два года.


      Кисть порхала от палитры к холсту, оставляя уверенные мазки, добавляя деталей и глубины уже практически готовой работе. Пара штрихов, и большой, проржавевший остов выброшенного на берег корабля приобрел объем и фактурность. Волны, слегка касающиеся правого борта, оставляют тусклые блики на потемневшем металле. Пара касаний белым и на сером гравии остается соленая морская пена, несколько мазков серым и свинцовые тучи приобретают объем. 
      Мелисса, закусив губу и сдвинув брови, раз за разом рассматривала работу критическим взглядом, находя все новые и новые огрехи и дополняя полотно деталями, под неторопливую мелодию «Лунной сонаты». Постоянно меняя кисти, добавляя в палитру все новые оттенки, она постепенно доводила полотно до его финального вида.
      Девушка была так сильно увлечена работой, что странные, щелкающие звуки, доносящиеся с улицы, услышала далеко не сразу. Он отложила кисть, предварительно окунув ее в баночку с маковым маслом, и замерла, прислушиваясь. Щелк! Щелк-Щелк-Щелк. Мелисса напряглась, перебирая в голове возможные источники шума, но все варианты казались глупыми и несостоятельными. Очень медленно, девушка подошла к балконной двери и, быстро оглядев сад через стекло, отпрянула, будто обжегшись, сбив полочку с хранившимися на ней тюбиками. Все еще пятясь, девушка почувствовала, как холодная, злая сущность, проснувшаяся в ее голове, перехватила ее за горло, заставляя задыхаться собственными судорожными вдохами. 
      В ее саду был человек. Мужчина. С большими, острыми ножницами в руках.
      Спина Мелиссы коснулась стены, и девушка рухнула на пол, вжимаясь в холодную поверхность. Тонкие, дрожащие пальцы рук нервно исследовали пол, то сжимаясь, то полностью расслабляясь, и, наконец, найдя точку опоры, плотно вцепились в края домашних брюк. 
      «Щелк-Щелк-Щелк», - раздавалось с улицы.
      «Он убьет меня», - с ужасом подумала Мелисса.
      «Нет», - тут же отозвалось нечто, пробудившееся в ее сознании, -«Он не убьет тебя. Он поступит куда хуже. Уничтожит, раздавит, снова сотрет в порошок все, что от тебя осталось. Сделает тебя грязной».
      Последнее слово кровавым росчерком прошлось по ее мыслям, слишком резко возвращая девушку к реальности.
      «Нет», - подумала она, откидывая голову, дыша резко и тяжело. Мужчина смог попасть на ее территорию, а это значило только одно: кто-то позволил ему зайти. И, учитывая то, что это точно была не она, оставался всего один вариант. 
      Цепляясь холодными пальцами за дверной косяк, Мелисса медленно поднялась и с трудом нащупала холодную, оловянную ручку. Дверь открылась, тихо скрипнув и девушка, аккуратно, будто боясь оторваться от стены, шмыгнула в короткий коридор. 
      Отчаянно хватаясь за гладкую поверхность стен и поочередно приваливаясь ток к левой, то к правой, девушка двигалась в сторону своей спальни. Ноги отчаянно отказывались слушаться, по телу пробегала крупная дрожь.
      «Щелк-Щелк-Щелк».
      Добравшись, наконец, до спальни, Мелисса схватила телефон. Разблокировать аппарат получилось только с третьего раза. Карие глаза пробежались по вспыхнувшему экрану и остановились на красной цифре один на маленьком значке в виде нераспечатанного конверта в нижнем правом углу. Подушечка указательного пальца коснулась иконки, открывая список сообщений, возглавляемый одним непрочитанным. От отца.
      «Милая, я нанял садовника, как ты и просила. Он будет приходить по средам и субботам. Я дал ему ключи от калитки, но не переживай, в дом он попасть не сможет. Прости, что предупредил так поздно. Люблю тебя, милая».
      «Щелк-Щелк», - раздавалось снаружи.
      Мелисса забралась в постель, с головой укрывшись одеялом, и свернулась калачиком, обнимая себя за ноги, прижимая колени к груди. 
      «Это просто садовник», - думала она, - «Человек, который будет ухаживать за растениями. Как я и просила».
      Сейчас эта мысль больше не казалась Мелисе такой хорошей. Она никак не могла успокоиться и взять себя в руки. От каждого щелчка, доносившегося с улицы, по ее телу пробегались холодные волны. Девушка захлебнулась на очередном вдохе, из глаз потекли слезы.
      С этого дня у Мелиссы Карпентер появился еще один ритуал.