Три Красные Луны. Второе.

Три Красные Луны. Второе.

               Мы по несколько дней лежали под садами Paradiso, окутанные тенями спадающих на нас ветвей деревьев, целовались и предавались ласкам, говоря о вечной любви. Ventus целовал мои ключицы и просил время не заканчиваться. И оно не заканчивалось. Дни растягивались в недели, недели в месяцы, тучи сгущались, и мы все реже выбирались из нашей деревушки Oblitus. Поцелуи в ключицы сменились легкими скользящими касаниями, но через несколько лет пропало и то. Мы не боялись, что наше время может когда-нибудь кончиться, и начали им пренебрегать. Время – notionem, которое помогает ценить. Истечение времени – страшное notionem, но отсутствие его хода – еще более страшное notionem.

               Я – его Puella – затерялась в быту дома, он – мой Ventus – пропал в работе. Я – его Puellа – вычищала наш дом, он – мой Ventus – приносил с охоты туши пойманных животных. Я – его Puella – свежевала их и готовила, он – мой Ventus – отходил на отдых в нашу bed, накрытую красным пледом.

               Но потом яды Technologically Evoluta начали отравлять меня слишком поспешно, и я лишилась возможности передвигаться своими ногами. Я отправилась на попечение Matrem, а мой Ventus продолжал работать и зарабатывать. Почему рутина не могла пропасть вместе со смертью? Три красные луны, вальяжно распахнув свои тела, любовались нами – slaves – и велели продолжать делать то же самое, что делали люди десятки тысяч лет назад.

               Люди с города Technologically Evoluta постоянно попрекали нас за то, ведь сами грезили бессмертием. Но о коем бессмертии могла идти речь, если те populo не знали, чем займут утро следующего дня, не говоря о десятке, сотне или тысячи лет жизни вперед?

               Мой Ventus, бывало, подхватывал меня на руки – красный плед падал подле bed моей и bed моей Senior Sister – и устремлялся прочь из дома. Мы покидали территорию деревни Oblitus и терялись под почти усохшей зеленью сада Paradiso.

               —Te amo, — шептал он мне, когда снимал с себя свою грязную рабочую одежду.

               — Te amo, — отвечала я, хватаясь за подол своего атласного, выцветшего платья.

               Я лежала на травах сада Paradiso, а мой верный Ventus нависал над моим телом и закрывал от стыдливого света красной луны, что вечно наблюдала за нами.

               Мы придавались amare, пока Senior Sister не замечала красный плед на полу нашей комнаты и не выбегала на улицу деревни, зовя меня и моего Ventus.

               Верный Ventus подхватывал меня и относил домой, а я вознаграждала его поцелуями – каждый изгиб его тела, его лица; ведь все это я знала наизусть, я учила это на протяжении нескольких сотен лет, и, кажется, уже ничего нового открыть для себя не могла.

               Впрочем, то и не случалось. Я вела пальцем от его правого виска к скуле, готовясь встретить излюбленную ямочку, как вдруг Ventus сменял выражение лица, и меня ждал маленький уклон – это я тоже знала. Каждую эмоцию и каждое содрогание тела моего Ventus в зависимости от ситуации и чувств. Мы изучили друг друга. У нас были на это века.

               Вот ныне момент: я сижу в своем кресле рядом с bed, плед накинут на мои ноги, а поверх – книжонка кирпичного цвета. До меня доходят голоса из кухни. Matrem здоровается с кем-то в ответ и просит пройти в горницу, а я, не отводя своих глаз, продолжаю дырявить раскрытые страницы.

— Tota pulchra es, amica mea!* – говорит мне мой Ventus. – Чем ты занята, моя Puella?
(* Tota pulchra es, amica mea («вся ты прекрасна, возлюбленная моя»).

— Чтением, — спокойно отвечаю я, а Ventus ступает ближе и рассматривает книгу, брошенную на колени.

— О чем здесь написано? – интересуется он и руки его падают на мои руки, а губы прижимаются к крытым тканью платья пальцам.

— Еще не решила. – Пожимаю плечами и слабо улыбаюсь. – Днем ранее здесь разливалась битва между людьми Technologically Evoluta и Oblitus.

Ventus берет мою ладонь, сдавливающий корешок книги, и расслабляет пальцы, после чего целует их и кивает, продолжая внимательно слушать.

           — А еще днем ранее, – продолжаю я, -- один из чудаков Technologically Evoluta уродился проклятым – как все мы: бессмертным – и был изгнан из своего города.

           — Изгнан? – подхватил Ventus, а я повторила.

           — Они побоялись, что последняя из непосильных им и их разуму задач будет раскрыта и разрешена, и прогнали бедолагу к нам.

           Мой Ventus прикасается к книге на моих коленях, перелистывает несколько страниц – пустых. Ни одно перо не касалось этого кирпичного окраса, ни одно чернильное пятно не обрызгивало мой блокнот. Он был пуст, и каждый день я воображала себе новые истории.