Три причины тебя не убить

Глава 1

— Назови мне хоть одну причину тебя не убить. Лучше три.

Да, в эмоциональные моменты нормальное мышление отключается, чисто физически. Заговоришь тут шаблонными фразами из кино — понимаю, понимаю.

Даже знаю, почему так происходит: люблю читать и слушать всякую научно-популярную ерундень. Высокоразвитые и современные механизмы в мозге, именуемые в просторечии корой, всегда уступают более примитивным подкорковым, стоит немножко спугнуть. Человеческий разум — сравнительно недавнее эволюционное достижение, посему то и дело сбоит и отключается.

Эмоции, кстати, тоже не самый бесперебойный механизм, и лично мне об этом известно не понаслышке. Гарантированы только инстинкты.

В доме очень тихо, как и снаружи. В радиусе километров десяти — никого. Мы одни. Только я и тот, кто в меня целится в полумраке посреди кухни-гостиной, такая вот романтика российского прованса.

С каждой минутой за окнами становится темнее, и в доме — тоже. Электричество отрублено, газа здесь сроду не было. Только воду истинным чудом не отключили, когда готовились все тут к хренам снести, чтобы построить не то птицефабрику, не то лесопилку. По этому случаю всему поселку разослали крайне щедрые предложения о покупке участков с дачными домиками, и все, разумеется, согласились.

Тут надо пояснить: поселок относительно новый, ему лет двенадцать. То есть построиться и обжиться все успели, но корнями не вросли, зато смогли прочувствовать кучу недостатков: болота слишком близко, змей много, дорога сквозь лес длинная и плохая, цивилизация в виде магазинов и почты далековато.

В общем, все радостно побежали продавать и продали. Дома вот-вот должны были снести. А потом что-то у них застопорилось с оформлением, произошли какие-то разборки между местными очень злыми бандитами, очень активными предпринимателями и очень честными ментами — важно не перепутать, ведь это очень разное, ага.

Покупатель куда-то делся: то ли сел, то ли его все-таки прибили в процессе очень бурных, но не слишком конструктивных переговоров. Правда, есть и хорошие новости: большинство наших садоводов вовремя получили деньги, а кто не успел… тот я.

Пока весь поселок оформлял продажу, моя бабушка, единственная владелица этого участка, была лежачей больной. К тому времени, как она умерла, оставив меня единственной наследницей, получать деньги было уже не с кого и не за что. Поселок закрыт и брошен, и я — единственная собственница единственного непроданного дома.

А теперь, в этом самом доме, еще и под прицелом. Ну, кто у нас везунчик года?

— Я — владелица дома. Это раз. Я просто беззащитная женщина — это два. И ничего тебе плохого не сделала — три. Пойдет? А ты кто?

Надо сказать, с нервами у меня всегда был порядок, даже слишком. То есть эмоции есть, но не такие сильные, как у других, и я обычно не показываю их внешне. Не ору, не визжу, не дергаюсь, не поднимаю брови в удивлении, не умею улыбаться.

И сейчас на моем лице не отражается ничего особенного, хотя прямо передо мной заросший мужик с глазами наемного убийцы, а в его руке — огнестрельное нечто с длинным глушителем. По всему складывается впечатление, что он мне не рад и в чем-то подозревает.

Надо думать, моя неадекватно спокойная реакция настораживает его еще больше. Но сейчас явно не время рассказывать, как бабушка таскала меня в детстве по неврологам.

Не время же, да?

Заглянув в морозные серо-голубые глаза, оценив обстановку, я быстро понимаю, в чем вся проблема: он, по неизвестной причине, считает себя хозяином сего помещения и весьма недурно обжился, судя по теплу в доме, запаху жареной картошечки и уютному потрескиванию дров из печи. А я — влезла через окно, поскольку не смогла открыть дверь ключом.

— Медленно положи сумку на пол и подтолкни ногой ко мне, — изрекает он, и у меня внезапно вырывается нервный смешок.

Он что, всегда только сериально-мемными лайнами разговаривает?

— Ты боевиков пересмотрел, что ли? — медленно спрашиваю я, когда всплывает надежда, что это оружие — ненастоящее. И парень, возможно, просто ерундит.

Характерный щелчок заставляет мое сердце замереть. Ой.

Боевиков, на самом деле, пересмотрела я — есть у меня такое пристрастие. Но сама никогда не пробовала ни стрелять, ни драться. Все, что я знаю об оружии и о подобных сценах — только из кино.

Догадываюсь, что там много вранья. Но, признаться, сегодня я не в настроении проверять, правда ли этот щелчок означает исчерпанное до предела терпение. И стоит ли вскорости после такого ждать выстрела в упор.

— Ладно-ладно.

Медленно опускаю сумку на пол, поднимаю руки, подталкиваю ее ногой в указанном направлении.

Он присаживается на корточки и, не переставая целиться, открывает мою сумку. В которой, естественно, находит лишь смену белья, небольшую косметичку, теплые носки и телефон с кошельком.

Неясно, какое впечатление произвели результаты обыска: его лицо остается каменным. Но лично на мой вкус, этот набор должен меня целиком реабилитировать.

— Теперь повернись. Куртку сними и брось на пол. Руки на стену.

Не удержавшись, я закатываю глаза, но краем глаза вижу, как он опускает оружие, и выдыхаю с облегчением. Значит, не совсем чокнутый параноик.

Нет, я, конечно, очень высокая и крепкая, но все же баба, а он вроде не дохляк. Было бы кого бояться.

Следующая за этим упоительная минута проходит в атмосфере теплого взаимопонимания. Я молча стою и терпеливо жду, когда он облапает меня везде, благо, только поверх одежды. Затем он поднимает куртку с пола и прощупывает ее тоже. И только после этого, наконец, приглашает к столу.

— Картошку будешь? — невозмутимо осведомляется он, закрывая окно.

— Буду.

Он молча ставит передо мной тарелку и стакан, наполняет и то и другое, и я набрасываюсь на еду так, как будто год голодала.

Это еще одна милая особенность моей психики. Сильных эмоций нет, но они есть — просто запрятаны глубже обычного. И невозможность их выразить превращается в жуткий голод сразу после стресса.