Три встречи Нового года

Три встречи Нового года

            Утром мама всегда спешила на работу. По пути отводила меня в детский садик. Вечером мы вместе возвращались домой, заходя в магазины и покупая хлеб, масло и другие необходимые продукты. В промежутках между покупками она спрашивала меня, чем кормили в садике, не дрался ли я с мальчишками, слушался ли воспитательницу. Отвечать на ее вопросы было совсем не трудно. В садике всегда кормили одним и тем же. Я, конечно, дрался и иногда не слушался, но никогда не говорил об этом маме, чтоб не огорчать ее.

             Мне очень хотелось  рассказать, какой красивый замок из песка построили мы с Вовкой,  на какой смешной машине с большим катком приехал за ним папа и, что Вовку, как и его отца, зовут Владимир Владимирович. Я очень хотел узнать, какое у меня взрослое имя, чтобы сказать потом об этом  Вовке. Но мама, выслушав ответы на свои вопросы, начинала говорить, что очень любит меня, что нам никто больше не нужен, что у нее не хватает на меня времени, не хватает денег  и что у нее, вообще, уже нет  ни на что никаких сил. Я это знал. Я это слышал уже много раз.

            А когда приходили домой, мама готовила ужин, кормила меня, потом посылала в другую комнату поиграть,  а сама мыла посуду, что-то чистила, стирала, гладила, штопала, зашивала. А я играл в своих любимых солдатиков. Я знал, что ей нельзя мешать, и что у нее на меня не хватает времени. Потом мама укладывала меня спать, потому что наступал поздний вечер. Целовала, называла ласково Васильком, говорила, что очень любит меня, что нам хорошо и вдвоем и что больше никто и не нужен. Я это знал, я это слышал много раз. Я тоже очень любил маму.  

            Засыпая, я думал, что хорошо бы найти где-нибудь мешок денег, чтоб нам их всегда хватало, чтоб мама не спешила на работу, чтоб у нее было больше свободного времени. А еще я очень хотел узнать, какое у меня полное, взрослое имя. Я не верил Вовке, который говорил, что если нет папы, то и нет такого имени. 

           А однажды мама сказала, что сегодня мы будем встречать Новый год, который придет, когда часы в телевизоре пробьют двенадцать раз. И улыбнувшись, добавила, что с Нового года может начаться  новая жизнь, а старая кончится сразу после боя часов. Мне старая жизнь не очень нравилась,  и я с большим нетерпением стал ожидать, когда начнется новая.

            В этот день мама была, как принцесса из сказки: в красивом блестящем платье, в туфельках на высоких каблучках, с новой прической. Вечером мы сели за праздничный стол, который был накрыт на троих: прибор маме, прибор мне, прибор Новому году. В темноте светился телевизор, огоньками играла маленькая зеленая елочка, сияли мамины глаза. Я смотрел  на экран телевизора  и ждал, когда там появятся  часы, которые пробьют двенадцать  раз. Мама тоже ждала...      Вдруг раздался звонок, она побежала к входной двери и распахнула ее широко, забыв посмотреть в глазок и спросить:  «Кто там?»

         В комнату вошел высокий, улыбающийся дядя, в руках у него были цветы. Не раздеваясь, он обнял и стал целовать смеющуюся маму. Потом вручил ей букет, подошел ко мне, не больно ущипнул за ухо и, весело глядя на маму,  сказал:

             —Это и есть твой сюрприз? Оригинально! Но у меня уже  такой в Ярославле имеется.

            С приходом этого дяди мой праздник кончился. Я не видел и не слышал, как часы пробили двенадцать  раз. Мама быстренько покормила меня и уложила спать в другой комнате, сказав, чтобы я не расстраивался, потому что будет еще один Новый год, старый.

            В старый Новый год все было так же: мы сидели за праздничным столом и ждали…      Раздался звонок, мама, не глядя в глазок, открыла дверь. Я думал, что сейчас на пороге появится ее высокий, веселый знакомый с цветами, но в комнату вкатился кругленький дядя с большим портфелем.  Целовать маму он не стал. Снял пальто, аккуратно повесил его на вешалку, достал из портфеля домашние тапочки, переобулся, потом стал вынимать свертки с продуктами. Он называл маму «лапочкой», все время за что-то извинялся и просил не беспокоиться.

            Мы сидели за праздничным столом, кушали и пили: я – сок, а  дядя и мама – вино.  Мама больше  молчала,  а кругленький дядя все говорил,  говорил, говорил…       Все, что принес, он переводил на какие-то «штуки»,   сообщая, что «Шампанское» стоит столько – то штук,   а черная икра  подскочила еще на полштуки. Мне стало скучно,  и я ушел спать.

            На другой день мама спросила меня:

           —Какой дядя лучше? Тот, что был на Новый год  или тот, что приходил на старый Новый год?

           А я ответил:

          — Оба хуже.

         Два раза уже приходил к нам Новый год, а мы с мамой все жили по-старому.

            А потом был еще один праздник. Мы снова встречали приход Нового года, который почему-то задержался на целый месяц, но зато имел теперь свое имя и назывался годом Петуха. Но мама сказала, что в этот раз его правильнее было бы назвать годом мокрой Курицы.