Три зимние ноты

Три зимние ноты

Евгения и Илья Халь

 

Три зимние ноты

Декабрь – прозрачный  серебряный  ре минор

                                                                                               П. И. Чайковский

Нота первая

 

Частный детектив  Мелихов считался докой в своем деле.  Но о нем ходило много слухов, таких же странных, как его внешность. Глаза  Мелихова были светло-серые, почти белые, как у полярного волка,  а смуглая кожа  и угольно-черные брови еще больше выделяли их.  

Он опоздал на полчаса, но извинился довольно сухо, без подобострастия. И мне это понравилось, хотя мое время стоит дорого.  Люблю людей, знающих себе цену, потому что я сам такой же.  Офис  детектива был обставлен с неброской роскошью, дабы клиент понял, что дела у хозяина идут хорошо:  дубовые панели на стенах,  монитор индивидуального дизайна, золотой «Паркер» на столе.

-  Простите за вопрос, - детектив плеснул в бокалы «Хеннесси» и предложил мне гаванскую сигару, - вы уверены в том, что делаете? Понимаете ли, Виктор Сергеевич, иногда люди приходят сюда в расстроенных чувствах, не совсем отдавая себе отчет в том, что дороги назад нет.  Злость и ревность приводят их ко мне,  а потом проходит время, и они начинают жалеть, но …. – он сделал паузу, выжидательно глядя на меня.

- Я абсолютно уверен в том, что делаю, - отчеканил я. 

И в этот момент что-то  произошло.  Все вокруг поплыло перед глазами, большие часы на стене оплыли горячими струями, как на картинах Сальвадора Дали,   стрелка на моем   «Ролексе»  завертелась с бешеной скоростью, а пол под ногами  зазмеился трещинами.  Я боялся сдвинуться с места, потому что под ногами разверзлась пропасть. Меня качнуло назад, и оба моих телохранителя бросились ко мне:

- Виктор Сергеевич,  шеф, что с вами? – ребята подхватили меня под руки.

- Ничего, я просто… так… голова закружилась.

-  Нужно вызвать врача, - Мелихов решительно направился к телефону.

- Нет, - поспешно сказал я, - мне уже лучше.  

Что я скажу врачу? Что у меня видения? Или этот пройдоха мне что-то в коньяк подмешал? Хотя…  когда бы он успел, если ребята мои с него глаз не сводили? Нет, это просто нервы, а к доктору я потом съезжу, проверюсь на всякий случай.

- Жду вас через две недели, - Мелихов протянул руку для прощального  рукопожатия.

За эти две недели я прожил бесконечное количество жизней. Это был первый декабрь, когда Новый  год не вызывал чувства радостного ожидания, хотя следующий, двухтысячный должен стать для меня переломным.  Я собираюсь заняться большой политикой. Столько лет и сил потрачено на эту цель  -  о деньгах лучше вообще  не упоминать. И вместо того, чтобы работать, я целыми днями наблюдал за своей женой.  Настя продолжала вести себя так же, как последние два месяца: пропадала несколько раз в неделю, и никакая слежка за ней не поспевала. Она просто растворялась в воздухе, а потом возвращалась задумчивая, странная. Все проще пареной репы: у нее появился любовник!

Через две недели я снова поехал к частному детективу.  Мелихов поздоровался, пряча глаза, и я понял, что у него получилось.  Да, работка, конечно, собачья, не  позавидуешь: с одной стороны люди просят его делать подлости, с другой – тихо презирают. Он достал из ящика стола плотный бумажный пакет:

- Посмотрите фотографии, Виктор Сергеевич.

На первом снимке Мелихов  небрежно опирался на дверцу своего новенького «Хаммера» и протягивал моей жене цветок, а она с робкой улыбкой смотрела на него так же, как когда-то на меня.   На втором снимке Мелихов обнимал ее за плечи одной рукой, а второй поддерживал за талию,  Настя смотрела на него снизу вверх доверчиво и чуть растерянно. Тварь! Я швырнул снимки на пол и закурил, детектив молча подвинул мне пепельницу.

Маленькая провокация – таинственный импозантный незнакомец с яркой внешностью и цветком в руке, и она растаяла,  поддалась.  Значит, я не был ревнивым безумцем, подозревая ее в измене. Настоящий любовник или подставной – да какая разница, если  женщина в принципе на это способна!

- Сколько раз вы встречались за эти две недели? – я сам поразился, насколько хрипло прозвучал мой голос, - и где? У вас дома?

- Четыре раза, - тихо ответил Мелихов,  – в гостинице.

Дешевка! Любовник,  гостиница, ковровые дорожки кричащих расцветок, пошлые занавески, вино в номер и официант, старательно отводящий глаза. И настенные часы со светящимся циферблатом, чтобы видеть в темноте  время возвращения к роли примерной супруги. Моя Настя, моя  хрустальная девочка, поэтесса Серебряного Века,  оказалась такой же потаскушкой, как и все остальные. 

Я любил смотреть, как она ходила в задумчивости по нашей большой квартире, слегка притрагиваясь к мебели, стенам, и, дойдя до окна, рисовала на стекле невидимые узоры. В этот момент она сочиняла стихи, а потом записывала  их в тетрадку. Почерк у нее такой меленький, бисерный -  не то что мои размашистые каракули.  К компьютеру Настя так и не привыкла,  вообще сторонилась техники и терпеть не могла железа.  Дизайнер, который нам квартиру оформлял, как-то принес  бронзовую подставку для цветов – жуть,  сколько она стоила! Вещь антикварная, стильная – так Настя ее на балкон выставила - с глаз долой, потому что энергетика у нее якобы нехорошая. Так и сказала. И плечами зябко передернула.



Отредактировано: 05.07.2017