Ранним утром он входит в болотную тишь, не оставив в трясине следов.
Чуткий Лес, просыпаясь, шевелит листвой, забывая невнятную ночь. Слепо ищет путь свет. Застывают в тенях блики чьих-то кошмаров и снов. Забываются, в чьих-то когтях сон найдя, те, кому ты не сможешь помочь.
Свет очистит от скверны синь старых болот на один из бесчисленных дней. Перезвон птичьих песен в тумане дрожит, долетая лишь эхом к земле. И не то чей-то смех, а не то краткий крик лишь на миг разорвёт тишину.
И, неслышно ступая по топи, сбегутся на звук силуэты детей.
В тонких ветках запутавшись, виснет, устав, непрозрачного дыма лоскут. Сотни глаз сквозь него наблюдают, как путник, сбивается с нужной тропы и идёт, опьянённый усталостью и пляской диких болотных огней, пряным дымом и звоном крыла одурманенных голодом туч мошкары: его голос ведёт, что до боли знаком. Но хитра и обманчива Топь.
Он стоит, наблюдая в который уж раз древний и неизменный сюжет. И когда прогорает до праха табак и приходит навязчивый день, не то дымка, не то серебристых волос шлейф за ним гасит рябь на воде.