Ученица Шамана

Ученица Шамана

Дом был маленьким, темным — сколь ни пытались привести в порядок замшелые бревенчатые стены, а копоть костра все равно придавала им неухоженный вид.

Старик поворошил угли. Он единственный, кто не отказался от костра в жилище в пользу печки, а потом и других приспособ, которыми племя теперь отапливало свои дома. Старику и так было хорошо, к тому же он всегда любил открытый огонь. В нем он видел все, что было, есть и будет. Не зря же всю жизнь его кликали Шаманом.

Было ли имя у старика? Кто знает. Ровесников уже не осталось, да и сам старик, верно, уже и не помнил, как мать нарекла его при рождении. Слишком давно это было, не счесть лет, что Шаман живёт под небом, слушает звёзды и разговаривает с духами.

Он один из немногих, кому открыты все тайны мира. Шаман научился собирать знания прямо из его сердца, ведал все секреты. Делиться ими, однако, не спешил. Старик брезгливо поморщился, вспоминая просьбы соплеменников, на которые они неизменно получали отказ. Узнать, в каком лотерейном билете сокрыто больше денег, или указать на лучшего кандидата в президенты... "Глупые, истинные дети. Не понимают..."

Сам шаман ни с кем не делился своими мыслями. Он-то точно знал, за кого голосовать, поэтому ни на одном избирательном участке его сроду не видели. Старик вообще не участвовал в жизни государства, и отстранился от всех дел племени, которые были связаны со страной. Как-то пришли к нему гости из города, дескать, давай, дед, паспорт. Пойдем голосовать. И ещё какие-то слова говорили... Старик насупился и сдвинул мохнатые брови. ИНН, страховой полис, медицина какая-то. А паспорт - это что за зверь такой?

Стар шаман. Всё знает, всё ведает, что касаемо природы и мира вокруг. А вот в том, что люди сами себе напридумывали, - беспомощен, как дитя.

От размышлений Шамана отвлек осторожный стук в дверь, которая тут же растворилась, впуская постороннего. В избе пахнуло морозным воздухом, огонь взметнулся выше, раззадорившись сквозняком, и притих, успокоившись. Он словно узнал гостью.

Узнал ее и Шаман. Сызмальства Окко-н прибегала к нему в избушку, прячась тут и от сестер, и от домашней работы, и от справедливого наказания. Старик посмеивался, но только разводил руками, когда разъярённая мать приходила к нему в поисках непутёвой дочери. А та, убедившись, что родительница ушла, выбиралась из-под лавки и начинала хозяйничать. Начисто выметет и выскоблит дощатый пол, почистит стол и лавки, смахнет пыль с углов, протрет единственное окошко. Шаман недоумевал — а дома-то что мешает то же самое делать, чтоб мать не ругалась?

Закончив с делами, Окко-н садилась за рукоделие. У старика всегда находилась дырявая рубаха, и девочка усердно приводила ее в порядок, попутно уговаривая Шамана рассказать что-нибудь интересное.

Поначалу он отмалчивался, но гостья приходила снова и снова. И старик решился.

Он рассказывал Окко-н об устройстве мира. О богах, населяющих природу, о том, что сила богов зависит только от человека, который к ним обращается за помощью. Могуч дух просящего, - и бог будет могуч. Подсобит, поможет в правом деле, будет заступником и защитником.

Рассказывал о духах, что живут в деревах, камнях, травах, реках и озёрах. Учил обращаться к ним, учил их защищать, ежели дерево срубили, а траву выкосили.

Помогал ориентироваться в лесу, на болотах, на открытой местности. Учил держать лук и бить без промаха, наказывал не стрелять попусту и ради забавы.

Прикипели друг к другу старик и девочка. Не заметили, как пролетели годы, и выросла черноглазая Окко-н. А с девицами, вошедшими в эту пору, разговор в племени был короткий. Хоть и мнили себя просвещенными и ци-ви-ли-зо-ван-ны-ми (тьфу, слово-то какое), а молодую деву спешили сговорить-сосватать и выдать замуж, по усмотрению родителей.

Когда гостья вошла в избу из сеней, отряхнув мягкие меховые сапожки от снега, старику хватило одного взгляда на заплаканное лицо, чтобы все понять.

- Деда, да как же это? Я ведь младшая, меня по правилам последней выдавать надо, а они!

Утерев нос, девушка уселась на лавку и нахмурилась.

- Убегу, видят боги! Не дамся, буду на болоте жить — туда за мной не сунутся! Тоже мне, удумали! Не пойду за него! Сгину с ним, он же не одну женку уже в могилу свёл!

Старый шаман ничего не сказал. Окко-н все причитала, а старик молча смотрел в огонь из-под полуприкрытых век. Видел ли он там что-нибудь? Кто знает. А только, посидев так час-другой, вскочил он со своего места с невиданной раньше прытью, и засуетился по избе, знаком велев Окко-н оставаться на месте.

Вскрывались лари и тайники. Рядом с кострищем на полу шаман раскрыл два мешка из оленьих шкур, потрепанные, но прочные. Они ещё сослужат последнюю службу нынешнему владельцу. В их нутро летели старые книги, покрытая мелкой вязью береста и исписанные убористым почерком древние свитки. О сохранности старик не заботился - знал, что записи не позволят уничтожить себя таким простым способом.

Забив мешки до отказа, шаман принялся за сумку. Сушеное мясо, мешочки с крупами, котелок, вяленые ягоды и несколько фляг с водой — все, что могло пригодиться на привале. Сверху это богатство покрыли несколько выделанных шкур, к которым старик приставил полный тул стрел и свой лук. Окко-н все поняла, и молча поклонилась деду. Она верила ему больше, чем кому бы то ни было в племени. Убедиться в правильности решения старика она ещё успеет.

Девушка никогда не видела себя в роли жены и матери. Не ее это. Не способна она принести счастье в дом, и удел ученицы Шамана — занять его место. Не зря же она училась столько времени. 

***

Верная упряжка доставит Окко-н в безопасное место. Там ей будет хорошо и покойно, она закончит обучение под присмотром верных людей. Станет полноценным Шаманом, способным вершить судьбы и менять историю.

От размышлений старика отвлек стук в дверь. На пороге стоял отец Окко-н.

Шаман выдохнул. И развел руками.