Посвящается Томасу Лиготти
Высоколобый, седой, с неподвижным и холодным взглядом, с тонкими губами и по-рыбьи опущенными уголками рта - не так я представлял Учителя, коим он, конечно, себя не считал. Что поделать, наставничество не всегда двухсторонний процесс, тем более в писательском ремесле.
В единственном за карьеру интервью он жаловался, что в мире не найдётся и тысячи его преданных фанатов. Может и так, но есть один, который стоит тысячи. Я переписал все его произведения: каждый рассказ из цикла «Пьесы другой стороны», романы про Алого вестника и Дверь-всех-ключей. Последний роман («Внутри стен») я переписал дважды, а сколько раз перечитал - не счесть. Думаю, я знаю этот труд Учителя лучше, чем некоторые правоверные христиане знают хотя бы одно из евангелий.
По счастливой случайности мне удалось узнать, где он живет. И пусть каждый город в его творениях возникал из пепла фантазии, но у каждого вымышленного переулка был прототип. Не такой загадочный, не такой страшный, а спокойный и прозаичный, что в глазах Учителя заполнялся густым и тягучим сумраком. Благодаря многократному прочтению его работ, я вычленил некоторые черты окружения, что перетекали из одного творения в другое. Заброшенная парковая зона, гранитная набережная, психиатрическая больница, расположенная в сосновом бору. Но чаще всего в его произведениях встречалась библиотека. Думаю, дорогая лично писателю, ведь мрак и смерть ни разу не осквернили сакральной тишины, полной глухого шелеста страниц. Она служила нерушимым храмом, где его герои могли укрыться от роящегося вокруг неведомого зла, отыскать оружие против, зачастую невидимого и неведомого, противника. Именно спускаясь по высоким ступеням библиотеки, проходя мимо двух бронзовых львов, герой решался на последний бой, готовясь рискнуть жизнью, лишь бы больше не бояться.
Случай привел меня в цитадель гордых и немых знаний. Неделю назад я записался на мастер-класс одного известного графомана, под невероятно ординарным названием «Как продать роман: десять простых правил», что проходил в соседнем городке в центральной библиотеке. Не сказал бы, что я сдался. Нет, я по-прежнему был уверен, что смогу написать что-нибудь стоящее. Что-нибудь настоящее, пусть и украшенное гротескным кружевом цвета чёрного неба с оттенком свежей гематомы. Я просто хотел увидеть и другую сторону, посмотреть, что там за жизнь?
С первых же минут мастер-класс вызвал стойкое чувство скуки, припорошённой раздражением, зато библиотека поразила. Я испытал ни с чем несравнимое чувство - когда слова, заложенные в память, обволакивают внешний мир, пронизывают его, сливаются в единое смысло-чувство, точно сошлись два пазла от разных картинок, образовав нечто новое и цельное из старых образов.
Я встал посреди выступления графомана, который, кстати, оказался никудышным оратором, и пошёл вдоль книжных полок, а в голове летели слова. Нет, не лектора самоучки, а того, чьи произведения задавали тон всей моей жизни. Библиотека фигурировала почти во всех трудах Учителя. Трогая корешки книг, глядя на резные стенки шкафов, на приставленные к верхним полкам узкие деревянные лестницы, я узнавал этот мир, узнавал обитель знаний и спокойствия, что служил внепространственной точкой для героев Учителя. Учёные, врачи, детективы, проститутки, люди у черты или уже ступившие за грань рассудка также как и я бродили по этой библиотеке, пусть и запечатлённой на бумаге, в поисках ответа: всегда разного, но, по сути, одного и того же. Каждый хотел узнать свою судьбу. Ведь в конец концов все эти твари из сумрака олицетворяли именно её. Неприглядную, отвратительную, бесчувственную судьбу человека. И его герои шли к ней, вооружившись знанием. И каждая финальная схватка походила на бой пешехода с товарным поездом, что двигались навстречу друг другу. Да, от судьбы не уйти – вот главный урок Учителя.
Я бродил между стеллажами, пока не забрёл в ограниченную секцию, спрятанную в самом сердце книжного лабиринта. Там за столом сидел мужчина в старом пальто, седые волосы покрывала в кепка, глаза смотрели на мир сквозь линзы очков без оправы. В руках он держал небольшой старый томик со стёршимся названием. Взгляд холодных глаз застыл на одной странице. Брови нахмурены. Казалось, мужчина пытался добраться до самой сути озадачившего его слова, но что-то мешало вывернуть наизнанку семантическое ядро.
Пары секунд работы подсознания хватило, чтобы на свет явилась мысль: это он!
Не знаю, как, ведь узнать его я не мог – в мире никто ещё не сделал ни одной его фотографии. Цепочка рассуждений осталась вне моего разума, однако итог казался верным настолько, что я не нашел ничего лучше, чем просто сесть напротив мужчины и спросить:
— Это же вы написали «Внутри стен»?
Мужчина расслабил на миг брови, затем впился в меня холодным взглядом поверх очков.
— Кто вы?
— Никто. Я был тут на мастер-классе. Ужасном, честно говоря. Решил побродить вокруг и узнал это место… Это ведь вы, да?
Взгляд его двинулся, холодные синие глаза оценивающе бродил по чертам моего лица, по одежде, по рукам, сложенным на столе.
— Что вы хотите?
— Поблагодарить вас за талант. Он… Вы очень много мне дали. Буквально изменили мой взгляд на мир, точно прооперировали хрусталик, не прибегая к хирургии, обойдясь только печатным словом.
— Интересно, — хмыкнул он. — Почему вы решили, что это я?
— Сам не знаю. Кажется, я даже и не думал, а сразу понял, как увидел вас. Я узнал библиотеку. Это ведь её, — я обвел взглядом укромную секцию, — вы описывали почти в каждом произведении?
— Её.
Я улыбнулся, а хотел рассмеяться. Детский восторг крепко вцепился за рёбра и не отпускал. Передо мной сидел человек, показавший мне, что может слово, как оно может врезаться скальпелем в порок, но не человеческий — порок самого мироздания, и как это же крохотное слово может расширить рану до размера вселенной, заполнив вакуум туманом и тенями, что бродят, широко расставив руки, в поисках выхода, но этими же самыми руками взбивают пелену, точно масло, делая её только гуще и гуще.