Учитель

Часть 1. Зима. Глава 1. Боль

Александр Петрович сидел на стуле за письменным столом и смотрел на буйство стихии за окном. Погода была паскудной. Вот уже второй день дождь лил, не переставая, ветер завывал в подворотне, да гнул деревья к земле. На дворе стоял январь, но, казалось, вернулась осень. Вместо долгожданного снега, с неба лились холодные потоки воды. Дождь барабанил по подоконнику, стучал в окна и шелестел по мостовой.
- Что за напасть? - думал Александр Петрович. - Даже в свой юбилей не могу насладиться хорошей зимней погодой.
Сегодня ему исполнилось шестьдесят лет. Почти исполнилось. Александр Петрович посмотрел на часы на стене. Только 16:10. Шестьдесят ему стукнет ровно в 18:00. Да. Года пробежали так быстро, словно спешили опоздать на поезд.
С кухни доносился грохот кастрюль, стук ножа по доске и разговоры. Надежда Васильевна, жена его, да старший сын Павел с женой Татьяной готовились к приходу гостей.
- Что за напасть? - произнес Александр Петрович, когда подаренная младшим сыном Сашкой, чернильная ручка оставила на бумаге жирную кляксу.
Александр Петрович трудился над словами благодарности гостям, жене, детям, которые он хотел бы сказать во время вечернего застолья. На память надеяться в его возрасте - только время зря терять.
Резкая боль в животе заставила его скривиться.
- Два дня мучаешь, зараза, - выругался Александр Петрович. - Нет от тебя спокойствия. Хотя бы сегодня оставила в покое.
Вот уже второй день как его мучила боль в области желудка. Появилась она как-то робко, легким покалыванием незаслуживающим особого внимания. Но на утро второго дня покалывание сменилось острой болью, такой сильной, что впору было запрокинуть голову и завыть собакой на луну.
Переждав приступ, Александр Петрович вновь принялся за писанину. Когда-то в молодости он пробовал писать, и у него это даже неплохо получалось, но пришлось забросить это дело. И без этого добра головной боли хватало. Институт, свадьба, дети. Так и жизнь пролетела.
- Шестьдесят, - пробормотал Александр Петрович. - И не верится. Как будто только вчера Надюшу с Пашкой из роддома забирал.
- Да что за напасть! - воскликнул Александр Петрович, когда еще одна клякса ожила на бумаге.
- Сашка, ты чего там? - донесся с кухни голос Надежды Васильевны.
- Да все хорошо. Я тут с ручкой воюю.
- Ты смотри там не слишком воюй. В твоем возрасте уже не воевать, а отдыхать надо.
- Отдохнешь тут с вами, - хмыкнул Александр Петрович, беря другой лист бумаги. – То в магазин пошлете, то картошку чистить заставите или еще хуже - белье гладить… Так что же у меня тут получается.

Дорогие друзья! Любимая жена, дети.
Сегодня мы здесь собрались из-за меня...

- Нет. Как-то глупо получается. Из-за кого же тут соберутся, как не из-за меня? Это и ежу понятно. Надо как-то иначе. Может так:

Дорогие друзья! Любимая жена, дети.
Сегодня мне исполнилось шестьдесят лет и я хотел бы...

- Нет. Это мне тоже не нравится. Кому же еще сегодня исполняется шестьдесят, как не мне? Эх, тяжеловато как-то оно идет. В прошлом у меня это получалось лучше, значительно лучше.
Воспоминания юности, словно не желая тревожить настоящее Александра Петровича, медленно и неуверенно выплыли из закутков памяти. Александр Петрович вспомнил, как когда-то давным-давно часами сидел над листами бумаги с шариковой ручкой в руках. Как давно же это было! Сколько мук ему довелось испытать, выдумывая истории. Но какие же это были сладостные муки!
- Может, и правда надо было себя пробовать на писательском поприще? - произнес Александр Петрович. - Кто ж его знает как оно должно быть? Писательством на жизнь заработать трудно, а семью кормить надо. Ну, что было, то прошло. Что его думать да гадать, как оно было бы? Вышло-то вот как, и грех жаловаться на жизнь. У тебя семья, жена, дети. Вон какие сыновья выросли, как два дуба рослые и широкоплечие. И в кого они только удались. Я-то ростом не шибко удался, 1 метр 75 сантиметров, а Надюша и того меньше. Хм. Чернобыль может так подействовал? Кто его знает-то? Ну да ничего. Это не важно. Главное, чтобы здоровые были, да счастливые.
Александр Петрович гордился детьми. В отличии от него, имеющего ПТУ-шное образование, сыновья закончили вузы, а младший Сашка даже замахнулся на аспирантуру.
- Небось в доктора наук метит, - подумал Александр Петрович, улыбнувшись. - Ну пусть дерзает. Пусть хоть дети поживут, а нам старикам мало что уже надо в жизни. Кусок хлеба, стакан воды, да внуков побольше.
Александр Петрович расплылся в улыбке, вспомнив Витьку и Валерку, детей Павла.
- Маленькие непоседы, - добродушно произнес Александр Петрович. - Ради них мы и живем. Ради кого же нам еще жить, как не ради детей и внуков? Пусть будут здоровы на радость родителям, да бабки с дедкой.
Александр Петрович улыбнулся, вспомнив, как его с женой называли маленькие проказники. Бабка с дедкой. Это надо же такое придумать.
- Бабка с дедкой. Эх, вы мои выдумщики, - сказал Александр Петрович и посмотрел на листок бумаги перед собой. - Не пишется. Никак не пишется. Небось надо стопочку коньячку пригубить. Может, тогда музы меня и посетят. А ну, пойду-ка с Пашкой муз погоняю.
Александр Петрович потянулся к выключателю. Лампа на столе мигнула и погасла. Поднявшись из-за стола, старик собрался посетить бар в зале. Вдруг что-то уткнулось ему в ногу.
- Шарик, - улыбнулся Александр Петрович, глянув на собаку у ног, радостно вилявшую хвостом. - Что мой дружок? И тебе коньячку налить?
Собака пуще прежнего завиляла хвостом и стала на задние лапы, положив передние на живот старика. Тот погладил собаку по голове, потрепал за ухом и опустил ее ноги на пол.
- Потом мы с тобой поиграем, мой дружочек.
Шарик посмотрел на хозяина добрыми, веселыми глазами пристально, словно спрашивая: а не обманешь?
Александр Петрович снова потрепал собаку за ухом и направился в зал.
Дверца бара скрипнула, когда Александр Петрович открыл ее. Несколько бутылок коньяка, вина и водки дружно глянули на него из полумрака бара. Выстроившись в ряд, они, словно приглашали его опробовать свое содержимое.
Александр Петрович какое-то время постоял в раздумье, решая какой бутылке коньяка отдать предпочтение, затем принял решение и потянулся к маленькой бутылочке “Закарпатского”.
- Вот тебя дорогая мы и попробуем, - сказал он, и чуть было не выронил бутылку, когда новый приступ боли схватил желудок. Александр Петрович согнулся пополам и уставился глазами в пол.
- Боже, что же это такое? - едва не простонал Александр Петрович. - Будто ножом кто режет. Без жалости и сострадания.
К счастью Александра Петровича приступ прошел так же неожиданно, как и появился.
- Неужто попустило? - произнес Александр Петрович несколько минут спустя. – Точно попустило. Ну, и слава Богу.
Перехватив крепче бутылку, старик направился на кухню.
- Пашка, - с наигранной веселостью сказал он, оказавшись на кухне. - А ну-ка составь мне кампанию в этом мероприятии.
Александр Петрович подмигнул сыну и кивнул на бутылку "Закарпатского" в руке.
- Что ж тебе неймется, старый хрыч, - всплеснула руками Надежда Васильевна. Облако мучной пыли взметнулось вверх, заставив ее чихнуть.
- Правда, - улыбнулась Татьяна.
- Батя, - смутился Пашка. - А может давай уже до вечера подождем?
- А зачем до вечера ждать? - развел руками Александр Петрович. - У меня сегодня праздник. Так или не так?
Окинув взглядом собравшихся на кухне, он продолжил.
- А если так, то и командовать парадом буду я. Не обессудьте, но сегодня я имею на это полное право.
- Что с него возьмешь? - как-то уж слишком горестно произнесла Надежда Васильевна. - Но это только сегодня, - повысила она голос.
- Вот и хорошо, - улыбнулся Александр Петрович. - Так что Паш, составишь компанию старику?
- Ладно, бать. У тебя сегодня день рождение, а отказывать имениннику нехорошо. Немного, для разогрева перед главным торжеством, можно и принять. Ты не против, дорогая, - Павел посмотрел на жену.
- Нет, - ответила Татьяна, нарезая огурцы в салат. - Я сама бы даже немного пригубила.
- Танюша, да ты что?! - вновь всплеснула руками Надежда Васильевна. - Нам еще работать и работать.
- Мам, - вступился за жену Павел. - Праздник как-никак. Да и не напиваться мы же собрались. Слегка пригубим, и работа веселее пойдет, правда, бать? - Павел повернулся к отцу за поддержкой.
- О, как пойдет, - засмеялся Александр Петрович. - Побежит, как Шарик, когда увидит сучку во дворе.
Взрыв хохота сотряс кухню.
- Ну, Сашка ты даешь. Всегда скажешь что-то такое, что ноги отказываются держать, - сказала Надежда Васильевна, отсмеявшись.
Звонкий лай раздался в кухне. Шарик, увлеченный весельем других, и себе решил повеселиться.
- Шарик, что разлаялся? Иль сучки захотел? - спросил Александр Петрович. - С тебя хватит, и так целый двор детей имеешь.
Собака села на лапы и залаяла.
- Шарик, перестань, - послышался голос Надежды Васильевны.
- Да, что вы к нему прицепились, - сказал Павел. - Дайте ему полаять, у его хозяина юбилей.
- Хватит того, что я вам разрешила выпить, - сказала Надежда Васильевна. - Вы мне весь дом на ноги поставите из-за этого юбилея.
- Да что тебе, Надюш, не ймется? Чего ты сердишься? Или может тебе тоже стопочку налить? - предложил Александр Петрович, разливая коньяк по стопкам.
- Чур тебя, старый дурень, - воскликнула Надежда Васильевна. - Как не пила эту гадость, так и до смерти не выпью.
- Что, и сегодня даже не примешь? - Александр Петрович постарался придать лицу как можно больше разочарования. Получилось не очень, глаза продолжали радоваться, когда лицо кривилось.
- Ох, скорее бы это все закончилось, - вздохнула Надежда Васильевна и присела на стул. - Давай пейте и будем дальше работать. Скоро гости придут.
- Придут - подождут, - сказал Александр Петрович. - А у нас сейчас тоже мероприятие намечается.
- Ох, как ты мне уже с этими своими мероприятиями надоел, - покачала головой Надежда Васильевна. - Что ни день, то мероприятие. Так можно и совсем смероприятиться. Устала уже от тебя.
- Мам, - рассмеялся Павел. - Да перестань ты. Жизнь прожита, дети воспитаны, дом на даче построен, и деревья там посажены. Даже вот собака заведена, - Павел погладил Шарика, вертевшегося под ногами. - Дай старику отдохнуть на старости лет. Хочет выпить, пусть выпьет. Сколько той жизни осталось?
- Что с вас возьмешь? - сказала Надежда Васильевна, принимаясь за чистку картошки. - Делайте что хотите, меня только не трогайте.
- Вот такой Надюша ты мне больше нравишься, - сказал Александр Петрович. - Покладистость тебе к лицу. Будь такой и дальше.
- Тогда, старый дурень, ты совсем на голову залезешь. О тебе же, дурак, забочусь, - губы Надежды Васильевны дрогнули, а по щеке скатилась слеза.
- Мам, перестань, этого нам только не хватало, - развел руками Павел.
- Мама, и правда, не надо плакать. Все будет хорошо, - принялась утешать Надежду Васильевну Татьяна.
- Ну вас, - махнула рукой Надежда Васильевна. - Всегда до слез доводите.
- Ладно, бать, - сказал Павел, беря стопку в руки. - Давай по-быстрому. И правда, надо работать.
- Конечно, по-быстрому, - согласился Александр Петрович. - По-долгому будет вечером. Только вот закусить бы чем-то, а то без закуски пьют только алкоголики.
- Вон оливье есть, - встрепенулась Надежда Васильевна, вскочила и принялась насыпать салат из блюда в тарелки. - Котлет пару возьмите, хлеба.
- Вот это другое дело, - улыбнулся Александр Петрович, подошел к жене и чмокнул в щеку. - За что тебя люблю, за то, что не дашь умереть с голода.
Улыбка появилась на лице Надежды Васильевны.
- Уйди, не мешай работать, - сказала она и вернулась к чистке картошки.
- Ну давайте, мои дорогие, - сказал Александр Петрович, поднимая стопку. - Чтоб все у нас было хорошо.
- За тебя, бать. За твои следующие шестьдесят лет, - сказал Павел.
- Вот-вот, - сказала Татьяна. - Чтобы и через шестьдесят лет мы собрались на ваш следующий юбилей.
- Спасибо, - произнес Александр Петрович. - Только что же мне делать со следующими шестьюдесятью годами? Деревья посадил, хибарку на даче построил, детей вырастил.
- Строй новый дом бать, - подсказал Павел, выдохнул и коснулся губами стопки.
- Надюша, может еще пару сыновей вырастим? - старик повернулся к жене.
- Типун тебе на язык, старый дурак, - отозвалась Надежда Васильевна.
Александр Петрович рассмеялся и выпил залпом содержимое стопки.
- Ух, хорошо пошло, - сказал старик, закусывая котлетой.
- Да, неплохо, - согласился Павел, набирая в ложку оливье и отправляя его в рот.
Александр Петрович потянулся за ложкой и... схватился за живот. Боль пронзила нутро. Старик почувствовал, как руки покрылись потом, а по спине прошелся холодок.
- Господи, да что же это такое?! За что же ты меня наказываешь? Чем я провинился? Что сделал не так? - мысли раненной ланью задрожали и сбились в кучу.
Старик чувствовал, как боль, словно неведомое чудовище, расползается по телу, поглощает его все больше и больше. Тошнота подступила к горлу.
- Бать, с тобой все нормально, - обеспокоился Павел.
- Папа, - послышался взволнованный голос Татьяны. - Что с вами?
- Что случилось? - спросила Надежда Васильевна, отвлекаясь от чистки картошки. Увидев согнутого пополам мужа, она вскочила на ноги, нож упал на пол, картошина выпала из руки и покатилась под стол.
- Сашенька, что случилось дорогой? - Надежда Васильевна взяла Александра Петровича за плечо, наклонилась и попыталась заглянуть мужу в глаза.
Старик не обращал ни на кого внимания. То, что происходило внутри пугало его и злило одновременно. Он чувствовал бессилие.
- Что же ты не отпускаешь, тварь? - думал он. - Господи помоги! Дай сил пережить это!
- Сашенька, ты слышишь меня? - плакала Надежда Васильевна. То, что Александр Петрович никак не реагировал на ее слова, расстраивало ее еще больше. Страх за жизнь мужа терзал ее так же сильно, как и волнение, охватившее ее при виде мучений мужа.
- Ему надо лечь, - сказала Татьяна.
- Бать, ты как? Сможешь дойти до кровати? - спросил Павел.
- Надо скорую вызвать, - заголосила Надежда Васильевна.
- Не надо скорую, - прошептал Александр Петрович. - Уже лучше, - соврал он.
Александр Петрович понимал, что то, что происходит у него в животе - плохо. Но врачей он не любил. Как и любой нормальный мужик, он их попросту боялся.
- Лучше? - спросила Надежда Васильевна. - Что ж ты согнутый стоишь, если лучше? Может все же вызовем скорую?
- Никаких скорых, - пробурчал Александр Петрович. - Если говорю лучше - значит лучше. Сейчас разогнусь.
Дрожащей рукой он надавил на живот, словно пытался выдавить оттуда боль, затем набрал воздух в легкие. Спустя мгновение приступ отступил так же быстро, как и появился. Тошнота также не спешила задерживаться. Александр Петрович выпрямился.
- Ну, вот видишь, - сказал он, повернувшись к жене. - Все прошло. А ты сразу скорую.
- Точно прошло? - глаза Надежды Васильевны начали что-то выискивать в глазах мужа.
- Прошло, прошло, - ответил Александр Петрович, чувствуя, как жизнь возвращается в тело.
- Слава Богу, - сказала Надежда Васильевна. - Давай я помогу тебе добраться до кровати.
- Нет, мам, давай я, - вмешался Павел. Руки его обхватили отца за плечи с явным намерением совершить задуманное.
- Да что вы как над маленьким! Ей Богу! - взмолился Александр Петрович. - Я себя прекрасно чувствую и сам смогу дойти, куда надо.
- Сашенька, тебе надо показаться врачу, - сказала Надежда Васильевна. - Может это лечить надо?
- Какому еще врачу? - встрепенулся Александр Петрович. - Не надо никакого врача. Видишь, прошло уже все.
Александр Петрович попрыгал для пущей убедительности.
- Бать, может и правда, надо врачу показаться? - поддержал мать Павел.
- Что, и ты туда же? - сказал Александр Петрович, с укором взглянув на сына.
- И я туда же, папа, - сказала Татьяна. - Может это что-то серьезное. Надо обязательно показаться врачу.
- И не подумаю, - сказал Александр Петрович. - С нашей медициной к врачам ходить нельзя. Не лечат людей, а калечат.
- Но вдруг что-то серьезное, - попыталась убедить мужа Надежда Васильевна. - Врачи все же.
- Нет, - отрезал Александр Петрович и направился в комнату.
- Упрямый какой, - охнула Надежда Васильевна, когда Александр Петрович покинул кухню. - Что ни говори, а он свое. Что мне с ним делать?
- Ничего мам, - сказал Павел. - Может, съел что-то не то.
- Ты видел, как он согнулся? - не унималась Надежда Васильевна.
- Я согласна с мамой, - поддержала Надежду Васильевну Татьяна. - Если бы что-то съел или даже выпил, так бы не согнулся. У него лицо аж скривилось. Лучше бы ему врачу показаться.
- Конечно лучше, - сказала Надежда Васильевна. - Только он же упрямый, как осел. Сама Танюш видела.
- Как-то да будет, - пожала плечами Татьяна. - Успокоится, образумится и сходит к врачу.
- Такого образумишь, - вздохнула Надежда Васильевна и глянула на часы на стене. - Ой, пять часов уже! Скоро гости придут. Танюша, дочисть, пожалуйста, картошку за меня, а я начну стол накрывать. Пашка, поможешь мне? Не хочу тревожить отца. Пусть отдохнет.
- Помогу, помогу, - отозвался Павел.

Александр Петрович добрался до спальни и лег на кровать.
- Что же это такое происходит? - думал он, глядя на местами потрескавшийся потолок. - И в шестьдесят лет нет мне спокойствия. Такой боли я отродясь не чувствовал. За что же ты меня так наказываешь, Господи? Всю свою жизнь я преданно служил тебе. Исправно ходил в церковь и молился часто. Этому же и детей учил. Так за что же ты меня наказываешь? Если ты милосерден, то где твое милосердие? Если ты справедлив, то где твоя справедливость? Если ты помогаешь, то где твоя помощь? Думал, хоть на старости лет не буду мучиться, а тут такое дело. И правда, старость - не радость. Скорее бы дожить свой век и уйти тихо-мирно. Хоть умереть, Господи, ты позволишь мне не мучаясь или даже в этом я не могу на тебя положиться?
Слезы выступили в уголках карих глаз Александра Петровича, когда он почувствовал, что боль возвращается.
- За что, Господи? - прошептал он. - За что?
Но теперь боль не была похожа на нож, живьем разрезающий плоть. На этот раз это было, словно огонь лизнул мокрый кусок дерева. Жжение сменилось покалыванием. Александр Петрович положил руку на живот и вздохнул.
- Может и правда сходить к врачу. Хотя бы анализы какие сделать, чтобы знать что к чему. Может ничего страшного и нет. Гастрит какой или, не дай Боже, язва вернулась. Попью таблеток, и все образумится.
Александр Петрович провел рукой по животу, чувствуя, как боль вновь отступила, оставив после себя пульсацию сродни биению сердца. Боль прошла, и Александр Петрович воспрянул духом, да и Шарик этому немало помог: сел у кровати и принялся зубами тянуть за штанину.
- Что ж тебе не ймется, дружок? - Александр Петрович почесал собаку за ухом. - Поди, может, на кухню и попроси хорошенько. Авось Надюша тебя чем угостит вкусным. Котлетой какой. Ты же любишь котлеты, правда?
Александр Петрович постучал пальцем по носу Шарика, чем привел того в восторг. Отпустив штанину, собака выскочила из комнаты. Спустя мгновение она вернулся, неся в зубах мячик. Поставив передние лапы на кровать, Шарик бросил его старику.
- Ах, вот тебе чего хочется, проказник, - засмеялся Александр Петрович, принимая сидячее положение. - Вот кто-кто, а ты не дашь мне спокойно умереть.
Александр Петрович поднял мячик и выбросил его в коридор. Шарик, гавкнув, выскочил из комнаты, чтобы вернуться с мячиком в зубах. И вновь тот оказался на кровати возле Александра Петровича.
- Вот ты какой, - сказал Александр Петрович. - Так и хочешь, чтобы Надюша меня с тобой на улицу выставила. Ты же знаешь, как она не любит, когда ты носишься по квартире и гоняешь пыль. Но, что с тобой поделаешь?
Александр Петрович взял мячик и сделал вид, что бросил его в коридор. Залаяв, шарик метнулся за ним, но спустя мгновение вернулся ни с чем. Растерянное выражение на морде собаки вызвало у Александр Петрович умиление и улыбку.
- Что не нашел? - спросил Александр Петрович. - Значит плохо искал.
Шарик гавкнул и уселся на лапы возле кровати. Глаза собаки, словно говорили: меня не проведешь.
- Лови, - сказал Александр Петрович, бросая мячик.
Шарик сорвался с места и устремился за игрушкой.
- Что вы здесь вытворяете?! - воскликнула Надежда Васильевна, входя в спальню. - Саша, ну сколько раз я тебя просила, не разрешай собаке бегать по дому. А мне потом пыль выметать из-под кроватей и столов. Шарик, - сказала она, заметив собаку, тащившую тапок из прихожей. - Ну, что ты вытворяешь? Совести совсем нет.
Собака не обращая внимания на Надежду Васильевну, улеглась на ковре посреди комнаты и принялась грызть тапок.
- Ну, посмотри на него! - хлопнула руками по бедрам Надежда Васильевна. - Как об стенку головой. Что за несносная собака. Выгнать тебя пора.
Надежда Васильевна забрала тапок у Шарика и хлопнула его им по заднице. Собака поджала хвост и убежала в коридор.
- Как ты себя чувствуешь? - спросила Надежда Васильевна, присаживаясь на кровать возле мужа.
- Отлично, - отозвался Александр Петрович. - Прям, заново родился.
- Ты все шутишь. Может, все же сходишь завтра к врачу? - спросила Надежда Васильевна, положа руку на ногу мужа.
Александр Петрович хотел было вновь взорваться, да только в голубых глазах жены было столько заботы и тепла, что старик растаял и произнес:
- Схожу, схожу. Вот завтра, прям с утра и схожу.
- Вот и хорошо. А то волнуюсь я. Может и правда что-то серьезное?
- Типун тебе на язык, - буркнул Александр Петрович. - Ты смотри, накаркаешь еще.
- Ну, все молчу, молчу, - сказала Надежда Васильевна, прикладывая палец к губам. - Пойду дальше стол накрывать. А ты полежи еще немного и начинай одеваться. Не будешь же ты, ей Богу, в спортивном костюме за стол садиться.
- А почему нет? - поднял брови Александр Петрович. - Встретить шестьдесят лет в спортивном костюме очень даже хорошая перспектива.
- Ой, Сашка, Сашка, - вздохнула Надежда Васильевна, развернулась и направилась в зал, где звенел тарелками и чашками Павел.
В проеме дверей появился Шарик. Убедившись, что Надежды Васильевны в комнате нет, он развернулся и убежал. Не прошло и минуты, как Шарик вбежал в комнату с тапком в зубах. Вскочив на кровать к Александру Петровичу, он улегся у того в ногах и принялся грызть тапок.
- Ай да Шарик, - заулыбался Александр Петрович. - Ты такой же осел, как и я. Нашему упрямству можно позавидовать. А ну, давай, сюда тапок или ты хочешь, чтобы и я этим тапком получил?
Александр Петрович потянулся к Шарику за тапком, но собака вскочила, спрыгнула с кровати и убежала в коридор.
- Ну, твое дело, - сказал старик, провожая Шарика взглядом.