Уроки вежливости для косолапых

Глава 1. Утро

Раньше я, пожалуй, не до конца понимала, каково это — сгорать от пожирающего тебя чувства стыда. Не понимала ровно до этого самого момента.

И началось все с того, что я проснулась в совершенно незнакомом месте, в чужой кровати и не одна.

Теперь, глядя на лежащего рядом, по-настоящему огромного мужика, я испытываю просто непреодолимое желание провалиться сквозь землю. И существуй в этом мире справедливость, то меня, по счастливой случайности, уже шарахнула бы молния, тогда бы не пришлось думать, как выбраться из-под тяжеленной ручищи этого сопящего рядом медведя.

Можно было бы, конечно, попытаться его разбудить, дескать, мужик, ты адресом ошибся, но…

Во-первых, судя по обстановке в помещении, часть которой мне удается рассмотреть будучи намертво прибитой к кровати в позе морской звезды всмятку, нахожусь я в самой обычной спальне. Вероятнее всего в хозяйской. А хозяин вот рядом лежит и хрен его из собственной квартиры выставишь.

Во-вторых, будить медведя во время спячки в принципе идея не очень, мало ли что голову стукнет.

В-третьих, все бы ничего, если бы я не провела ночь с этой громадой мышц. Весьма бурную ночь, надо сказать, которую теперь непременно хочется вытравить из памяти.

Нет, смотаться нужно тихо, а главное — незаметно. Глядишь, и не вспомнит мужик, что ночью не один был.

Ох, сколько бы я отдала за чертову амнезию. Но нет же, память, стерва коварная, все, что не надо услужливо укладывает и бережно хранит до самого гроба. Феноменальная способность мозга.

Снова поворачиваю голову к мужику, его лицо находится слишком близко, настолько, что я чувствую его дыхание. Ладно, была не была. Не могу же я лежать здесь вечно.

Осторожно, чтобы не дай Бог не разбудить громилу, подпираю его руку, которая, кажется, весит тонну, и медленно убираю ее со своей груди.

Дышать, несомненно, сразу становится легче, будто мраморную плиту с груди скинула, а не руку.

Настороженно кошусь на мужика, он что-то бормочет во сне, потом морщится, а я замираю и молюсь всем богам и не только — кто-то да услышит — чтобы он не проснулся. Не знаю, простое ли это везение или там наверху услышали мои молитвы, но медведь, продолжая бормотать себе под нос, поворачивается на другой бок и откатывается на другой конец кровати.

Я наконец получаю долгожданную свободу, но по-прежнему не желаю будить своего нечаянного любовника. Вообще не представляю, что говорить в таких ситуациях, как себя вести, что делать. Раньше за мной подобных провалов не значилось.

С кровати сползаю, не издав ни единого звука, так и опускаюсь на четвереньки. Да, Маринка, падшая ты теперь женщина, ничего не скажешь, и видок, наверное, тот еще.

Вместо того, чтобы встать, продолжаю ползти, словно партизан в окопах, будто это поможет в случае, если сопящий в две дырочки медведь внезапно проснется. Хотя, с высоты своего роста, может и не заметит ползующую по полу в поисках трусов и лифчика букашку в моем лице.

И все-таки алкоголь — зло.

Осматриваю пол на предмет наличия на нем моего нижнего белья. И, о боги, к своему безграничному счастью в полуметре от кровати нахожу свои трусы. Целые. Чего, в общем, абсолютно точно не скажешь о несчастном лифчике. Невооруженным взглядом вижу, что восстановлению он не подлежит, а жаль, дорогой был зараза.

Вот вам и качество “НЕмэидинчайна”.

Впрочем, виной всему огромные ручища не менее огромного мужика, разорвавшего несчастный лифчик, хорошо хоть трусы целы остались.

Как бы ни нравилось мне это ползание по полу на четвереньках, а превратиться в homo sapiens все же пришлось, натягивать трусы как ни крути удобнее стоя. К счастью медведь продолжает крепко слюнявить подушку. Надев трусы, я отыскиваю остатки своего гардероба: изрядно помятое, словно побывавшее одном месте платье и короткий плащ, разодранные в клочья чулки, туфли на каблуке, наличие которого сейчас совсем не радует, и сумочка.

Собрав с пола все свои вещи, я на носочках двигаюсь к двери. Выдох облегчения сам вырывается из грудной клетки, стоит мне покинуть спальню.

В коридоре на стене обнаруживаю больше, во весь рост, зеркало. Существо, глядящее на меня из отражения, выглядит удручающе. Растрепанные волосы, размазанная по лицу, слишком яркая помада, потекшая, смешавшаяся с тенями тушь, гнездо на голове, вместо привычно собранных в пучок, прилизанных волос, растянутое плате, любимое между прочим и, мать вашу, засосы на шее как вишенка на торте.

Яркие такие, прям кричащие: у этой шленрды сегодня был случайный секс с незнакомым мужиком из гребанного клуба.

Господи, какой же позор.

Если бы сейчас, не дай Бог, меня увидел кто-то из коллег, я бы век не отмылась, учитывая, что на работе у меня не коллектив, а самое настоящее змеиное кобло. Впрочем, чего греха таить, я и сама та еще ... Иначе в первый день бы сбежала, сверкая пятками.

Насмотревшись на свое удручающее отражение, я направляюсь к выходу. Сначала собираюсь надеть туфли, но ломота теле кричит громче здравого смысла, а потому в подъезд я выхожу босиком.

Так же босиком спускаюсь по лестнице и уже у выхода из подъезда вызываю такси. Благо ждать недолго приходится, но я все равно изрядно нервничаю, периодически прислушиваюсь каждому звуку, опасаясь того, что мужик все-таки проснется и надеясь, что простит мне оставленную открытой квартиру.

Когда машина наконец подъезжает, я чуть ли не визжа от радости, запрыгиваю в салон к невозмутимому таксисту.

То ли лицо держит, то ли привык уже.

— Бурная ночка? — спустя примерно пять минут интересуется мужчина.

— Даже не спрашивайте, — я отворачиваюсь к окну и думаю о том, как все-таки хорошо, что в таком виде меня не увидит никто из знакомых.

Доезжаю до дома в полусонном состоянии. Выхожу из машины и иду к своему подъезду, думая о том, что раньше и не представляла, что после секса может все болеть. А еще не представляла себе такой секс, а он, оказывается, бывает, и не только любовных романах, которые я иногда почитываю. Каюсь, виновата. Но хоть где-то же должны встречаться нормальные мужики, пусть даже на страницах книг.