Дизелист разбудил меня в 6, как и договаривались. Он всю ночь бдил за работой нашей ДЭСки, и поэтому в прихожей балка всю ночь горела лампа под потолком – если погаснет, значит электричества нет, и нужно идти смотреть станцию. А электричество здесь, на площадке разведочной скважины № 23-р, затерявшейся в глухой сибирской тайге, это не только свет лампочки, но и тепло от калориферов, которое согревает в морозную зимнюю ночь людей, и энергия для насоса, спущенного на 2,5 тысячи метров в недра Земли и качающего без остановки нефть.
Сон слетел мгновенно, и вот я уже сначала сижу на шконаре, почесывая обросшую и грязную голову, а еще через какое-то время, натянув замазученную и дырявую фуфайку и огромные сапоги-топперы, прихватив планшетку с листком таблицы контроля параметров, прорезиненные перчатки, пустую пластиковую бутылку-пятилитровку и «мартышку», иду на утренний обход.
На улице мороз -30. Да и тьма кромешная еще. Лампы, которые горят на двух из четырех наших балков, освещают лишь небольшую площадь перед ними. А мне нужно пройти метров 200 до устья скважины, сепаратора и прувера. Вчера приезжал на пикапе по каким-то своим делам промысловский мастер, и на обратном пути на извилистом лесном зимнике они умудрились подбить волка! Не насмерть, волк уковылял в лес. А несколько дней назад водители видели на том же зимнике разодранную лису. И до этого нам рассказывали, что в окрестностях бродит стая волков. А снег вокруг факельного амбара, куда я сейчас направляюсь, давненько уже испещрен следами животных.
И вот, я иду к скважине. И идти мне, честно говоря, страшновато. Я сжимаю в левой руке «мартышку» - самодельный инструмент, представляющий собой железный прут с приваренными на конце отрезками в форме латинской «F», служащий для открывания-закрывания замерзших или заржавевших задвижек. Но мне сейчас открывать задвижки ни к чему, и я несу «мартышку», чтобы в случае чего ударить ею этого проклятого волка. Да еще постукиваю по трубам выкидной линии – слышал где-то, что металлический шум отпугивает диких зверей.
Переписав параметры работы насоса со станции управления ЭЦН, я подхожу к устью скважины и переписываю давления с манометров. Затем иду вдоль выкидной линии к сепаратору и помятой синей 20-кубовой емкости. Еще дальше выкидная линия обрывается на заметенный снегом факельный амбар, и с косого среза последней трубы вырывается во тьму оранжевый факелок длиной с метр. Это горит отсепарированный от нефти газ. Скважина дохленькая, исследуется для доразведки старого месторождения, а я видал и огромные газовые факелы метров 20-30 длиной, от рева газового потока которых не слышно ни черта и дрожит земля вокруг. Но этот факел не такой. Он, кажется, чуть теплится, дунь на него – и погаснет. Факелок немного подсвечивает все вокруг и служит мне ориентиром в темноте, так как фонарик мой светит слабо. К факелу я тоже потом подойду. А сейчас забираюсь по кривым ступенькам на емкость, в которую гулко и прерывисто хлещет скважинная жидкость, отделенная от газа, - смесь нефти и пластовой воды. Подхожу к прорезанному на краю отверстию, к которому подведена труба, нагибаюсь и подставляю горлышко пятилитровки к трубе. Едкий запах нефти ударяет в ноздри, а капельки бурой жижи летят в лицо. Я наполняю бутылку и отставляю назад. Следом беру прислоненный к емкости метр-шток – огромную 3-метровую «линейку». Ночью я ходил и намерил 38 см от дна емкости, на часах тогда было 00:33. Сейчас в 6:33 я опускаю метр-шток в «бочку», достаю и по рыжей пленке нефти определяю уровень в емкости – 103 см. Мгновенно сочиняю двустишие:
«Сто три,
В шесть тридцать три!»
и, ухмыляясь сам себе, наконец-то решаюсь перевести дух. На вершине емкости вполне безопасно – 3 метра над землей, сюда никакие волки не запрыгнут. Облокачиваюсь на перила и смотрю на небо. Вот – лимонная долька Луны, которая сегодня в половине своего тела. А вокруг тысячи ярких звезд, сплетенных в неизвестные мне созвездия. Хотя нет. Одно я все же знаю – это «банный ковшик» Малой Медведицы прямо над моей головой. И мне вдруг ужасно хочется изучить их все – узнать их названия, расположение друг относительно друга, понять те законы, по которым они передвигаются на темном небосводе. Эх, вот приеду с вахты, и займусь, пожалуй, астрономией! Опускаю взгляд на черный лес вокруг и пытаюсь вглядеться в него. Может где-то там сидит тот самый волк и так же разглядывает меня – странного, шумного человека в громоздкой одежде и с железной палкой в руках, залезшего на синюю «бочку». И боится меня не меньше, чем я его. И еще у него нестерпимо болит бок после вчерашнего ДТП. И он тихо поскуливает и удивляется, и негодует вероломству и глупости людей, забравшихся в его лесной дом со своими машинами и трубами. И мне становится жалко волка.