Павел Зайцев
УВИДЕТЬ МОРЕ
(гештальт-роман)
Пролог
"...но когда-нибудь закончится игра,
Придет последний час, ты проиграешь в споре.
И, как в кино, тебе захочется тогда
Купить текилы и увидеть море..."
* * *
Нас семьдесят два. Мы все разные. Разный возраст, профессии, привычки и характеры. Объединяет одно - все трупы. Нет-нет, никакой мистики. Пока мы ещё живы, но уже знаем, что это ненадолго
Ещё полчаса назад мы были разношерстной и пёстрой толпой: румяные от водки нефтяники с громким смехом и пошлыми шутками, чопорнолицые консультанты с неизменными айпэдами, раздраженные молодые мамочки с капризными детьми.
Сейчас в салоне пассажирского лайнера, совершающего перелёт Нижневартовск-Москва, сидят семьдесят два похожих друг на друга манекена. Осторожно поворачиваюсь и смотрю на пассажиров сзади меня. Одна и та же картина. Бледные лица. Плотно сжатые губы. Кто-то закрыл глаза, кто-то уставился себе под ноги, шевеля губами в беззвучной молитве.
Я думаю о том, как это будет. Из прочитанного об авиакатастрофах знаю, что при ударе о землю все кости в теле от давления моментально крошатся в порошок. Запомнился комментарий спасателя о том, что тела, найденные на месте крушения, очень сложно переносить. Как бурдюк с водой без ручек
Услужливое воображение тут же рисует картину - два МЧС-ника рывками пытаются забросить мой бесформенный обгоревший труп в грузовик, и меня охватывает паника. Дикий животный ужас. Если не взять себя в руки, то я закричу. Этого нельзя допустить. Видимо, это понимает каждый, поэтому тишина в салоне гробовая. Это только в голливудских фильмах в падающем самолёте все кричат и носятся по салону. В реальности, как оказалось, всё происходит совсем не так.
Мне тоже надо отвлечься. "Это будет не больно. Я ничего не почувствую. Секунда - и всё будет кончено". После этой мысли я успокаиваюсь. Становится не страшно. Только пальцы выбивают нервную дробь, и в голове стучат какие-то африканские ритмы.
Приходит мысль написать прощальную смс-ку родным и близким. Сейчас как-то отчетливо понимаю, что кроме родителей и, может быть, брата моя смерть ни для кого не станет трагедией. Что же написать? "Прощайте, мама, папа и Дима! Через несколько минут меня размажет по земле. Я вас любил"? Как-то глупо и пошло. И страшно.
Нет. Ничего писать не хочется. Теперь ясен смысл фразы "люди живут вместе, а умирают по одному". Завтра все мои друзья и близкие проснутся и вновь увидят рассвет. А я нет. И это обстоятельство уже разделило нас невидимой стеной.
В тридцать лет все-таки умирать не так обидно, как в восемнадцать. Все в жизни уже испытано. Я любил и мечтал. Успел разочароваться и в том, и в другом. Видел свет. Был женат, но не нажил ни семьи, ни детей.
Я - бесполезный путешественник во времени и пространстве, и в каком-то смысле такой конец логичен.
Последнее время часто повторял, что ничего не жду уже от будущего. Говорят, что мысли и слова способны материализоваться. Что ж, судя по тому, что сейчас со мной происходит, так оно и есть.
Почему же всё так сложилось? Где и когда я свернул не туда?
Откидываюсь на спинку кресла, и сцены из моей жизни мелькают перед глазами, как кадры цветного кино. Детский сад, школа, университет, переезд в Америку...
Так много было всего. Грустного и смешного...
Но... давайте, наверное, по порядку.
Эпизод 1: Жизнь после смерти.
Вообще, если судить непредвзято, я - чрезвычайно удачливый человек.
Тогда, в далеком 1977ом году, жарким августовским днем в городе Нальчике я родился, и.. сразу умер (что само по себе, конечно, удачей не назовешь). Весь синий и плоходышащий, я не кричал, как другие младенцы, а лишь спокойно и укоризненно взирал на окружающих. Не знаю уж, что я там увидел, но, мне не понравилось - я закрыл глаза, остановился сердцем и впал в клиническую смерть.
Однако советские врачи с добрыми глазами и умелыми руками не принимали 'нет' в качестве ответа. 'Не можешь - научим, не хочешь - заставим' - по такому закону жили все граждане нашей великой империи, и врачам непонятно было, с чего бы это вдруг я стал исключением.
Они вернули меня в мир из намечавшегося небытия, что я считаю большой удачей. В общем, так вышло, что, о жизни после смерти, в отличие от большинства умерших, я могу рассказать немало.
Истратив весь запас удачи в самом начале пути, я рос хилым и чахлым. Проводил большую часть времени по больницам, окруженный врачебным вниманием и капельницами.
- Пусть закаляется! - сказал отец, устав от созерцания нездорового потомка. - Вы его там расслабляете только таблетками своими!
Мать посокрушалась и повела меня 'на спорт'.
Сначала был пинг-понг. Тренер скептически наблюдал за моими попытками попасть ракеткой по шарику, после чего покачал головой, и в пинг-понг я не попал. Ещё хуже было с большим теннисом. Ракеткой я там попал довольно точно, но не по мячику. С размаху зарядил по голове пробегающего мимо жизнерадостного кабардинца моих лет. В итоге секцию тенниса я покидал, как настоящий гладиатор, под вопли окровавленной жертвы и трубный рёв разгневанной тренерши.
Следующим "эверестом" стала секция футбола.
Сначала я даже обрадовался - какой мальчишка не любит футбол! Но эта попытка получилась самой печальной.
Тренер Георгий оказался садистом и мерзким типом. Тогда такого слова не знали, но сейчас его бы назвали "метросексуалом". Весь изящный ухоженный, надушенный он напоминал героя-любовника из мексиканских мыльных опер. Голосок имел тонкий, неприятный и скрипучий.
Как только мама ушла, он принялся издеваться над моей фамилией.
- Зайцев?! Хаха! Нет! Хаха! Ты у нас будешь Заяц! Хаха! Слышали? Все зовите его Заяц! Хахаха! - после такого 'весёлого старта' я сразу возненавидел его и футбол вообще.