Узлы и волны

Глава 1

Мама вела четырёхместку. Этим было сказано много, потому как мы дважды почти въехали в ограждение, пять раз были обруганы другими участниками дорожного движения и бесчисленное множество раз подрезали всех подряд. Эта женщина ещё и подпевала переливам голоса из динамиков и заставляла меня завидовать едкой завистью. Мне бы такую непосредственность и голос. Моё же умение сипеть и не попадать в интонации выбивало из колеи всех, кто был вынужден оказаться в нескольких метрах от моего музицирования. Более того – даже папа признавал моё фиаско в этом деле, имея ввиду, что он нахваливал каждый мой шаг с рождения, иногда прерываясь на закатывание глаз.

- Ая, это он должен стесняться, а не ты, - продолжила болтовню мама, - естественно все вокруг в шоке от вас, как от пары. Твой выбор, он… интересный, - она хрюкнула, - это я к тому, что местные СМИ по какой-то причине обожают ретушировать фото. А Оз ещё и прячет кадры с собой, - кивок, - не мудрено, солнышко. Хотя своеобразность внешности чаще всего компенсируется харизмой, - она хихикнула и повернула вправо, - ну или ещё чем.

Я села удобнее и продолжила тянуть коктейль, всё пытаясь победить ускользающую чёткость мира вокруг. Ром был со мной не согласен и добавлял игривости моменту.

- Мам, ты знала, что у нас разные вкусы? – попытка остудить родительский пыл.

Но и тут было ограничение – промилле в её крови приплясывали чуть скромнее моих, пусть и допустимо для вождения.

- Эй, я не говорила, что твой парень не симпатичен с точки зрения полового влечения! Я сказала, что он страшненький.

Логично, что ещё скажешь.

- Давай я уточню сразу, - повела глазами я, - мам, а ты видела когда-нибудь красивых людей по твоему мнению?

Она задумалась.

- Да, в зеркале сегодня, - она важно покивала, - и сейчас справа сидит. Ну ладно, ещё у одного я из сенаторского пиджака сперла ключи от четырехместки, чтобы нам не пришлось ждать его по работе два часа.

Смешок от меня.

- Он ждал тебя утром не менее трёх, - парировала.

- Ты права – будь там ты, срок увеличился бы до пяти, - она резко затормозила перед воротами школы.

Я высунула руку, оголяя чип.

- Ты не права насчёт Оза, - вернула стекло на место я, - он… симпатичный.

Она едва дождалась полного открывания сперва стеклянных купольных ворот, а после и обычных решетчатых, прежде чем нажала кнопку газа и рванула вперед с громким «Вр-р-рум!», разгоняя озадаченных пешеходов и непривычных к такому вождению школьников на двухместках.

- А я понимаю почему ты отрицаешь, солнышко, - широко улыбнулась она, - и ты не представляешь как я рада, что ты справилась. Раньше звонила мне и папе каждые полдня, а сейчас ты на вопрос поездки на эти выходные домой задумалась, - она завернула на парковку и почти полностью повернула корпус в мою сторону, чтобы провести пальцами по моей щеке, - и хотя я грущу и очень по тебе скучаю, но я понимаю, что нужно проходить этот порог взросления вместе. Мы с папой… - она тяжело вздохнула и обратила, наконец, внимание на парковочное место, в которое метила, - мы с твоим папой никак не могли поверить, что тебе уже восемнадцать, - жалобный скрип о соседнюю четырехместку, - ой, ну ладно, - она всё же остановилась, - я веду к тому, что хоть тебе и помог с сепарацией от нас твой парень, однако напоминаю, чем закончились отдаления от родителей для меня в твои годы.

Она ткнула пальцем в меня. Я пыталась повернуть голову к месту аварии, находящейся с моей стороны – мешал медицинский воротник на шее, в который меня упаковали по приезду в больницу часа четыре назад. Папа был настроен отрицательно к таким вещам, как хождение по прохладным болотам чужих стран, а в особенности к ночлегу там, поэтому меня проверили по всем параметрам простуженности, нашли лёгкое воспаление тканей в области шеи и решили активно лечить уколами, остро пахнущими мазями и этим самым воротником, который головой поворачивать не давал вообще. С мамой всё было проще – она вылечила меня походом к косметологу в компании алкогольных коктейлей и исполнения пары давних капризов. М-да, язык любви у родителей был полярный, как и интересы.

- Пара царапин, - перехватила стаканчик другой рукой при выходе я, - тебе повезло, что цвет такой же, как у папиной, - уже привычно доставая из бардачка все нужные приспособления для реанимирования способов маминого вождения, - две минуты, и никто ничего не заметит. Только постой на страже.

Она деловито выпрыгнула с водительского места, проплыла до меня, уже усевшейся на корточки перед чужой четырехместкой с чёрным гель-лаком и лампой-фонариком, оценила масштабы и хмыкнула:

- Схожу пока соберу твои вещи в комнату, - она открыла пассажирскую дверь, рванув той по все той же соседней многострадальной четырехместке, забрала свою сумочку и добавила, - тут тоже замажь.

Я цокнула.

- Твою… мам, кто из нас ещё пьяный? – закатила глаза.

- Ты, - она хихикнула, - ты же со своей родной и любимой мамулей разговариваешь ругательствами, - снова смешок, - к слову, я отметила насколько часто ты начала это делать.

Это всё Оз! Я просто повторяю.

- О, я хотя бы делаю это на костнийском, - хмыкнула я, - не делая вид, что никто в семье не понимает заковыристых фраз соседней страны. Причём, кстати, намного более ругательных, чем использую я.

Забавное отличие – соголдский мат имел более околопостельный контекст, основываясь на конкретных словах, в то время как Костна ограничивала брань до обыденных слов, попросту скомпонованных в определенной последовательности. «Твою маму», например. И ни одного слова про гениталии и способы их применения.

- А ещё мы с папой не просто так хмуримся, когда ты подпеваешь своим песням, - напомнила ей, - они у тебя все про «любовь».

Она цокнула и убежала в сторону входа в общежитие, успев заставить засмотреться ею пару среднестатистических костнийских школьников. Так всегда было, когда она надевала что-то молодёжное – к ней как-то подходили клеиться парни лет двадцати, распознав в ней свою одногодку.