В долгу, что в море…

В долгу, что в море…

…ни дна, ни берегов.

Лишь холодное и темное сердце способно на жизнь среди хлада и тьмы, и Урс — коварный морской колдун, печально известный по всей Атлантике, — прямое тому доказательство. Один взгляд на его логово — скелет древнего чудища, облепленный мертвыми кораллами, — всякого повергнет в пучину тоски и первобытного страха, он же вольготно обретается здесь не первое десятилетие. На мили вокруг — его личное царство, где всякая тварь, от мала до велика, повинуется его недоброй воле. Урса боятся, пред ним благоговеют, имя его не поминают всуе — исполненный честолюбия, он всей душой упивается властью, столь ничтожной в масштабах великого Океана.

Не о такой жизни он грезил, не по собственному желанию опустился на дно Черной Впадины. Но ничего… Он терпелив как удильщик, изворотлив как угорь и всяко хитрее любого обитателя глубин. Он ждал так долго! Почти что смиренно. И, кажется, ожидание подходит к концу.

С несвойственным ему самозабвением Урс вперился взглядом в волшебный пузырь, внутри которого мечтательно кружится тонкая, изящная фигурка. Начиная наблюдение с сугубо прагматической целью, он сам не заметил, как позволил зрелищу зачаровать его. Когтистые пальцы сцепились на холодном постаменте, жилистый торс застыл в напряжении, щупальца, напротив, беспокойно задергались. Будто он зрит не оружие против Тритона, а прелестную диковинку, которую хочется получить во владение, сокрыть от посторонних глаз и украдкой ей любоваться.

Осознав направление своих мыслей, Урс раздраженно встряхивает головой, отчего белесые волосы застилают ему взор. Зачесав их рукой, он задумчиво стучит по постаменту когтями. Глупое, одержимое людьми создание, что привлекло его внимание еще с месяц назад, в самом деле донельзя прелестно, но прежде он следил за ее похождениями вдумчиво и отстраненно — что же изменилось? Несомненно, изменилась она сама.

Самая младшая из дочерей морского царя, крошка Ариэль еще только вплывает в возраст, и первая влюбленность, бестолковая, бурная, помогает ей осознать себя взрослой — на глазах Урса несмышленый подросток превращается в молодую женщину, и перемены с каждым днем заметны все сильнее. Это хорошо: она не сможет долго скрывать то, что с ней происходит, — когда папочка Тритон узнает, тогда-то Урс и сделает ход.

Искривив ухмылкой тонкие губы, он рассеивает видение и, толкнувшись от пола всеми щупальцами, поднимается к полкам с магическим инвентарем. Все необходимое должно быть в достатке: превратить русалку в человека — это не на черепахе верхом прокатиться! Перебирая пузырьки, кристаллы, каменья и раковины, он обдумывает свой замысел и постепенно смурнеет — каким бы надежным тот ни казался, что-то в нем неуловимо раздражает Урса. Но что? Использовать амбиции девчонки, заключить с ней невыгодный контракт и поставить Тритона пред выбором: царство или любимая дочь. Изящно и хитро, мудрено, но не слишком — превосходный план, разве нет?

Вдруг руки его замирают, лицо медленно поднимается, брови сдвигаются к переносице, а острые зубы, пригодные для разгрызания крабов, сжимаются. Кажется, он понял.

Тритон — дело в нем…

Отверженный колдун не просто алчет власти — мстивая душа его требует возмездия! За каждый год прозябания, за каждую минуту одиночества и позора… Ему мало занять трон морского царя — он должен смертельно того унизить! Вот тут-то план и несовершенен. Да, вручив трезубец давнему врагу, Тритон предаст своих подданных и лишится всего, чем дорожит, но разве понимание того, что он делает это во имя любви, не станет ему утешением? Лучиком света в той тьме, что должна оставаться непроглядной?

Нет! Так совсем не годится!..

Сцепив руки за спиной и перебирая щупальцами, обескураженный Урс мечется по своему жилищу. Разумеется, ничто не мешает ему обмануть Тритона: выменять трезубец на свободу царевны и тут же обратить ее пеной морскою, да только ложь — инструмент примитивный, совсем не достойный его трагичного гения. Он не может так опуститься в час долгожданного триумфа! Он должен быть тоньше, должен так все обыграть, чтобы недруги сами не заметили, как оказались целиком в его власти.

Рыча от досады, он ударяет кулаком в стену и, бессильно притихнув, упирается в нее лбом. Закрывает глаза. Тонкая, изящная фигурка танцует пред его внутренним взором.

Драматичная вспыльчивость морского колдуна сполна компенсируется его отходчивостью — когда на следующий день Флотсам и Джетсам приводят в логово желанную гостью, он с полной готовностью ее принимает.

— Вплывай, дитя мое, — томно тянет он, обернувшись ко входу лицом, — не застревай в дверях: это так невежливо!

Рыжеголовая царевна, напуганная воющими снаружи полипами, подплывает чуть ближе и поднимает глаза. Облик Урса окончательно сбивает ее с толку. Он привык к этим взглядам, полным недоумения, любопытства и страха, ведь сесаэлий на свете осталось немного.

— Налюбовалась? — спрашивает он после длительной паузы, картинно уперев руку в бок.

Ариэль вздрагивает, будто очнувшись:

— Простите, я полагала… не думала, что вы…

— …Так неописуемо прекрасен? Все в порядке, не стесняйся своих чувств, — с издевкой отмахивается Урс, взглядом велит муренам исчезнуть, после чего подплывает к гостье и, обняв за узкое плечико, подталкивает ее вглубь комнаты. Не ожидавшая подобной фривольности, она слегка противится, но он не обращает внимания и приступает к сути: — Так вышло, дитя, что мне известно о твоем горе, а помогать несчастным душам — таким же, в сущности, как я! — одна из немногих радостей в моей убогой жизни.

— И... как вы можете помочь?

— Решение очевидно: если хочешь быть с человеком, придется самой человеком стать.

— Это возможно?! — с неподдельным чувством восклицает Ариэль.

— Дорогуша, — лукаво щурится Урс, прижимая ее к себе чуть сильнее, — для чародея нет ничего невозможного! Но будут условия.

Ноги в обмен на голос, три дня на суше и поцелуй истинной любви — менять продуманный замысел, повинуясь спонтанному порыву, он конечно же не стал и, впервые проговорив его вслух, окончательно в нем убедился.