В глуши лесной

В глуши лесной

Если ты чувствуешь, что охота идет слишком легко, что след зверя сам попадается тебе под ноги, то знай: тот, кого ты наметил себе в жертву, уже смотрит тебе в затылок.

(с) Луис Сепульведа

— Скотина бесполезная!

— Сам ты "скотина", ящерица переросток!..

Разносилась ругань по лагерю в глуши лесов Танкдрума – южного материка. Источником шума были двое мужчин лет тридцати. Одежда из грубых тканей и кожи сидела на них, как влитая. Оба спорщика при оружии, первый держал руку на эфесе меча, а второй тянулся к кинжалам на поясе. Их лица застыли в злобных оскалах. И ситуация, казалась бы, опасной, если бы не разбросанные игральные карты под ногами мужчин и пустые меха из-под вина.

Именно такую картину лицезрел разбуженный руганью юноша – Вальтер зе Сальва. Спутанные тёмные волосы нависали над глазами, скрывая лицо, а из одежды на нем были светлая туника и штаны выглядывали из-под одеяла.

— Тоннис, утихомирь их! – выказал свое недовольство зе Сальва, приказом верному слуге.

Почивать дальше не представлялось возможным, а потому Вальтер отправился приводить себя в порядок к ручью, протекающему вблизи от лагеря, спрятанному за кустарником.

— Господа, держите себя в руках, – посоветовал материализовавшийся между спорщиками слуга. Так и не успевшие за несколько дней пути привыкнуть к этой особенности Тонниса мужчины отскочили на внушительное расстояние друг от друга, а руки все же убрали от оружия.

— Сгинь, галлюцинация несчастная!.. – сплюнул один из мужчин, поправляя ножны с мечом.

— И это я слышу от уважаемого главы рода ле Монтрак, – горестно вздохнул Тоннис, но кривая полуулыбка, что мимолетно тронула губы слуги, выдала наигранность чувств.

Второй же из спорщиков – Ёханс Феалус – плавно перетек из боевой стойки в более расслабленную позу, а хищный оскал на его лице сменился не менее хищной улыбкой – мужчине пришлась по душе скрытая издевка, и он с интересом приготовился наблюдать за начинающимся представлением.

Герхард Лейгер ле Монтрак даже не пытался скрыть бурю эмоций, охвативших его: мускулы на лице напряглись до предела, превращая его в каменную маску; белки глаз налились кровью, слившись с красным вертикальным зрачком в единое целое; спина стала прямее корабельной сосны; руки подрагивали от едва сдерживаемой ярости.

— Следи за своим языком, челядь, – очень тихо произнес ле Монтрак. – Или тебе надоела твоя нежизнь?

«Ещё как, за столько-то лет», – подумал Тоннис, но внешне остался невозмутим – угроза совершенно его не тронула, а свидетель представления и вовсе рассмеялся в голос:

— Лейгер, ты, когда злишься, такую нелепость городишь! Своей железкой призрака заколоть вздумал? Тебе не в наемники, а в шуты податься надо было!

На смех своего напарника ле Монтрак отреагировал без особой радости:

— Ёханс, сколько раз тебе повторять не называй меня Лейгер?.. Для тебя я – Герхард.

Ле Монтрак оставил без внимания прочие подколки товарища по ремеслу в силу значительно большей ненависти к своему отцу, что происходило всякий раз, когда кто-то называл его вторым именем. А господина Феалуса от проявления агрессии спасло то, что Герхард предался грустным воспоминаниям и ушёл в себя…

***

— Я ведь тебя предупреждал, что так и будет! – зло напомнил Герхард. – Как ты мог верить лживым речам этой потаскухи?!!

— Что ты себе позволяешь, детёныш?!! – задыхался от злобы Лейгер Дедерик ле Монтрак. – И не смей так отзываться о леди!

— И после всего, что она сделала, ты зовёшь эту тварь – леди? С её подачи все, что ты имел, больше не принадлежит тебе, отец!..

***

Герхард не видел мимолетной кривой усмешки призрака, который вновь перестал быть видимым, но всё ещё прекрасно видящим происходящее вокруг.

И Ёханса, занявшегося разбросанными по земле картами, и насвистывающего мотивчик какой-то распространённой кабацкой песни, вроде бы неприличного содержания.

И не слышал окрика зе Сальвы:

— Собирайтесь, и поживее! – нарушил шаткое равновесие, вернувшийся с утренних процедур Вальтер. Помятость, как лица, так и одежд, сопровождавшие любого восставшего ото сна – испарились; гордая походка уверенного в своём превосходстве человека и идеальная осанка намекали на благородное происхождение молодого мужчины, как и длинные волосы каштанового цвета, уже собранные в косу; растительность на щеках и подбородке была сбрита, что украшало овал лица и отлично смотрелось с болотно зелеными глазами. Одежды же аристократа были пусть и добротные, но ни расшиты золотом, не украшены драгоценностями, только плотная ткань, мягкая кожа да серебряные пуговицы со шнурками и завязками – ничего лишнего.

— И что там с девчонкой?! – продолжил раздавать указания зе Сальва. – Поднимайте ее!

Проверять, кинулись ли исполнять приказ, аристократ не стал, он направился к своим вещам, желая поскорее выдвинуться в путь. Тоннис тут же материализовался подле своего господина, ожидая указаний.

Герхард Лейгер ле Монтрак не сдвинулся с места, все еще погруженный в воспоминания.

Ёханс Феалус, выдав свое недовольство только мимолетной гримасой на лице, но не применув, презрительно подумать: «Знать!», принялся выполнять приказ – пошел к тряпью сваленному в кучу, в очертаниях которого угадывался силуэт человека, даже скорее подростка.