Валентин Палыч

Валентин Палыч

013. Валентин Палыч
01.10.1984

Институт разъехался по осенним колхозам. Мне, Кичигину и Гурову, вовремя смастырившим себе справки, досталась работа на одной из алма-атинских городских овощебаз. А муза дальних странствий уже нашёптывала мне в ухо свои нежные напевы, и я, никогда не пытавшийся сопротивляться её волшебным чарам, собрался в дорогу.

Дождавшись 1 октября 1984 г., когда вступала в действие железнодорожная студенческая льгота в 50% от стоимости билета, я пришёл в деканат, втёр по ушам замдекану, что мне нужно взять вещь в ателье проката (а он не хотел ставить печати, пока не кончится работа на овощебазе!), тут же поехал на вокзал и купил себе билет на Украину. Мне дали билет для проезда в общем вагоне до Кировограда и квитанцию доплат за то, что поезд до Москвы скорый и вагон купейный. Вся дорога до Украины обошлась мне в результате в «четвертак».

Мне достался купейный вагон в середине поезда, впервые отделанный не белым пластиком в лёгонькую серенькую клеточку, а «под тёмное дерево» и ещё пахнувший краской. Вагончик был выстелен изнутри ковровыми дорожками, горел люминесцентный свет, все зеркала, лампочки, кнопочки, полочки и крючочки были на своих местах.

Едва мы отправились, как пришёл проводник. Здоровенный седой мужик лет пятидесяти представился Валентином Павловичем, и ещё до того, как проверить билеты, принёс в купе блестящий металлический чайник, пиалочки и вазочку с сахаром и печеньем. За всё это он собрал по 50 копеек с человека и сказал, что теперь на протяжении всего рейса до Москвы мы можем приходить, набирать себе чая и пополнять вазочку хоть когда и хоть сколько.

В нашем купе собралась военная компания в чинах от сержанта до капитана. У всех с собой было, и мы весело провели вечер. В 9 утра мы уже стояли на первом пути Чимкентского вокзала. Прямо перед нашим окном оказался киоск, полный свежайшего местного пива – тёмного «Бархатного». Со старшим лейтенантом Вовой случилась истерика, он тут же побежал и купил его целый ящик! Пиво мы к Арыси допили и вылезли на перрон.

Вдоль всего поезда сидели местные и продавали целыми вёдрами яблоки, дыни, персики, виноград и прочие прелести знойного Юга. Палыч купил у одного деда 34 дыни, и с нашей помощью закинул их в подпол возле четвёртого купе.

В Кзыл-Орде в соседний вагон села тургруппа из двух десятков местных молоденьких девчонок – похоже, студенток какого-то ПТУ. Сопровождавший их преподаватель три раза в сутки водил барышень на кормёжку через наш вагон в ресторан – строем!!! Моя армейская компания помирала от хохота…

Утром в Актюбинске, так же, как и накануне в Кзыл-Орде, пива мы так и не нашли. Грустно… А перед самым Уральском мы вдруг надолго встали на разъезе Колузаново – на мосту через речку сразу за ним рельсы оказались разобраны на ремонт. Зданием вокзала на этом разъезде был небольшой голубовастенький домик, на ступеньках которого сидела и громко рыдала очень старая бабка-казашка. Палыч тут же прихватил с собою переводчиками двух молоденьких проводников-казахов с соседнего плацкарта и пошёл узнавать, что там случилось. И, вернувшись, рассказал такую историю.

Муж этой бабки, пенсионер и ветеран, служил на разъезде общинным пастухом. А всё остальное население имело отношение к железной дороге. Дня за три-четыре до этого, когда вся мужская часть посёлочка вдруг уехала за несколько километров чинить рельсы, к деду, сидевшему возле кошары с овцами, приехали на грузовике два мужика и попросили продать им барана. (Советский дефицит мяса сейчас представить себе почти невозможно). Когда дед отказался, двоих или троих баранов у него всё равно отобрали, а самого деда с оставшимся стадом заперли в кошаре и подожгли. Пока это заметили и прибежали тушить, все сгорели заживо. За три дня этих мужиков никто пока не нашёл. Вот такой вот Дикий Запад Казахстана…

Перед самым Уральском проводники собрали у нас сведения – кто едет с такими же «прямыми плацкартами», как у меня, чтобы заранее заказать места дальше от Москвы. А в Уральске мы умудрились купить ящик пива, по ходу угостили и Палыча, а потом быстренько улеглись спать.

В первом часу ночи Палыч персонально разбудил желавших посмотреть на Волгу. Весь вагон дрых, а мы с лейтенантом Вовой открыли окно в проходе и смотрели, как поезд тихонечко крадётся по длиннющей дамбе. Вскоре состав загрохотал по мосту и где-то на самой середине речки из-под нас выплыл огромный грузовой теплоход, пронзительно завыв. Наш вагон от испуга подпрыгнул, но, звякнув колёсами, всё же вернулся обратно на рельсы. А где-то впереди жалобно свистнул в ответ наш локомотив.

Было на редкость темно и холодно, когда мы остановились на вокзале Саратова. В вагон запрыгнул парнишка лет чуть больше двадцати, устроился в пустовавшее третье купе и показал билет до Москвы. Поезд тронулся и Палыч пошёл кипятить чай. Новенький пассажир пошёл в тамбур покурить, и вскоре оттуда донёсся неясный шум. Палыч пошёл туда, а следом за ним увязался и я. Наш новенький наехал в тамбуре на непонятно откуда взявшегося там матросика (не из нашего вагона) и кричал, что он три года зону топтал, и что ему запросто теперь и прирезать кого, и так далее.

Наш проводник спокойно поднял бывшего зека за грудки так, что тот задрыгал ножонками в воздухе, занёс в купе и швырнул на полку. Морячок быстренько отвалил в свой соседний вагон, а Палыч швырнул в меня связкой ключей, велев закрыть до утра тамбурный переход. Увидев, что я вполне соображаю, где, что и чем закрывать, шеф подобрел, набрал полный чайник чая, всучил мне вазочку с печеньем, и мы уселись в купе у уголовника.

Бедолага сидел, забившись в самый угол купе. Палыч деловито разлил чаёк и разговорился с парнишкой. Оказалось, что его звали Витькой, он был коренным москвичом и отмотал срок за то, что в Измайловском Парке снял с кого-то часы. Наш проводник прочитал ему лекцию о правилах поведения в обществе на том же самом жаргоне, который парнишка привык слышать последние два-три годочка. Пацан совершенно обалдел, а наш поезд тем временем прикатил в Ртищево.