Варанаси.

Варанаси.

Варанаси

Светает. 
Уже зажжены первые костры. Ветер несет по гхатам запах горелой плоти и кислый
пепел попадает в глаза.
Одноглазый перевозчик назначает свою цену, и лодка, отчалив, направляется к
безжизненной пустоши противоположного берега. 
Вот вскоре качаемый волной, несомый течением минуем серый буй маленького обнаженного вздутого чрева. Голова глубоко погружена в воду, а над поверхностью высоко задраны культи объеденных рыбою ног.
Берег –потрескавшаяся пепельная глина. Островки высохшего ила и щетины ломкой и колючей мертвой травы. У самой воды в чавкающей жиже ошметки полиэтиленовых пакетов и погребальных одеяний. Валяются бамбуковые палки – остатки финальных паланкинов. На одной из них глубоко насажен красноватый череп. Еще один стоит чуть поодаль, устремив на реку и город пустые глазницы.
Немного ниже, лишь наполовину выброшенный на берег, труп молодой женщины. Выпроставшиеся из-под яркого цветного шитого золотом савана желтеют обнажившиеся кости ног. Обнаженная грудь, напротив – под жарким солнцем спеклась в сморщенную коричневую корку с дыркой соска. Голова неестественно вывернута и лицо направлено все туда же – на ступени и храмы по-прежнему полного непостижимой жизнью священного Бенареса, и колышутся водою недлинные черные волосы, наросшие у дна белесой тиной.
Триста шагов по течению. Появляется песок. Практически пляжи. Толпы индийцев,
прибывшие семьями, а то и целыми деревнями, совершают ритуальные омовения, просто
купаются и греются на песке. Под небольшим дощатым навесом готовится чай на зеленоватой речной воде.
Варанаси –город-муза поэтов декаданса. Помои стекают по каменному кружеву и барельефам танцующих фигур. На стенах дворцов сушится коровий навоз.
Дальние отпрыски великих фамилий, заложив камнем окна,ведут убогое существование
торгуя гашишем и опием.
Но я люблю. Как-то люблю это место. Город, живущий в понимании естественной круговерти бытия: где невдалеке от костров прачечные столы, детские курсы по плаванию. Чуть выше по ступеням у отроков турнир по крикету. На горячем от огня камне, едва сметён пепел, может начаться праздник и заиграть оркестр.
Всякий раз этот город затягивает меня. Я видел его изнутри, не раз именно здесь отдав чайханщику последнюю рупию. Жил на гхатах, питался с нищими бесплатным
подношением, да в круге садху прикладывал ко лбу горячий чолим. 
И виделось, что много более убоги эти 
в шортиках с
камерами.