Варенье для Бога

Варенье для Бога

Сегодня, в августе, в восемь вечера по московскому времени, ко мне пришел Бог.

Я его, если честно, вообще не ждала. То есть когда-то ждала, конечно, звала – а потом перестала. И вот сижу теперь, как дура, растрепанная, в окно не смотрю и, временами отрываясь от работы, привычно жалею себя. Все как всегда.

И тут – здрасте.

Стоит на пороге Бог, как есть, прямо с облака: шляпа старая, борода седая, тельняшка мятая, а на правой щеке отпечаток чьей-то пятерни. От кого-то, видно, уже по роже получить успел. Смотрит на меня – ну прямо как дед на любимую внучку.

- И зачем, - размышляю я вслух, - пришел? Я тебя не ждала.

- Поговорить, - заявляет Бог и кивает на увесистую сумку на своем плече. В сумке что-то глухо шуршит, как ежики ночью в траве.

- А кто тебе сказал, - интересуюсь я, - что я с тобой вообще разговаривать буду?

Он пожимает плечами.

- Мне уйти?

- Ладно, - отвечаю я, помедлив, - заходи, раз пришел. Лучше поздно, чем никогда. Только учти: я не пью. И кофе тоже.

- Знаю, - рассеянно отзывается Бог, идя за мной по коридору. – Только чай, преимущественно черный, чаще всего в пакетиках, потому что заваривать лень.

И вот мы сидим в моей маленькой кухне, всяким хламом заваленной, молчим, пьем чай – Бог сам заваривал, три ложки на чашку, залить кипятком, подержать, слить, еще какая-то хитротень – и друг друга рассматриваем. И оказывается между прочим, что хороший чай, если его заваривает кто-то другой, а не ты, удивительно вкусен. А может, все дело в компании, я уж не знаю… Бог рассматривает меня спокойно и с интересом, я его – с вызовом, зло и прямо вот совсем ругательно, ругательно прямо сейчас.

- Зачем пришел? – повторяю я грубо.

- Звала – вот и пришел, - улыбается он.

От такой наглости у меня, как у той вороны, аж «в зобу дыханье сперло» - в прямом смысле. Ну ничего ж себе!

- Где ж ты был, - прокашлявшись, почти кричу я, - год назад? Когда я тебя звала, когда ты так мне был нужен? Где ты был, когда я в больнице рыдала? Я тебе молилась, когда наркоз давали, ты меня услышал?! Правильно я в тебя верить перестала, когда проснулась потом! Да если бы хоть на каплю, хоть на крошечку мне тогда помог, я бы ради тебя… я бы… Где ты был, когда меня Сашка бросил – без денег, без работы, без ничего, даже съемную эту ребята вскладчину оплатили! Я с голоду подыхала, а ты…! А когда меня с работы уволили?! Где??

Я задыхаюсь, кашляю. Сиплю, едва выровняв дыхание:

- Хорошо, что почти сразу новую нашла, а то бы… - и жадно отпиваю большой глоток.

- Да, - невозмутимо соглашается Бог, - им был нужен хороший редактор. А тебе – нормальная зарплата и ближе к дому. Остальное – мелочи.

Я обжигаюсь, давлюсь горячим чаем.

Потом хватаю кружку и швыряю в него. А он – хоп! – и кружку на лету ловит. Ставит осторожно на стол и доливает мне еще.

Я реву. Бегу в ванную, долго сморкаюсь и всхлипываю. Из кухни в это время доносится негромкий шум, стук ложечки о чашку.

- А варенье, - невозмутимо говорит Бог, когда я снова выползаю – красная, мокрая, с распухшим носом и прилипшей ко лбу челкой, - у тебя вкусное. Сама варила?

- Знаешь же, что сама, - огрызаюсь я. – Жрать-то что-то надо было. Хорошо, баб Шура вишней угостила…

- Хорошая у тебя соседка, - кивает довольно Бог. – Едва-едва уговорил ее здесь поселиться. Зато теперь она не нарадуется – и первый этаж, и окна на юг, и поговорить есть с кем.

Я снова давлюсь и кашляю, и Бог невозмутимо хлопает меня по спине жесткой ладонью.

- А кстати, - добавляет он, - Сашку твоего через месяц кинули крупно. Все ушло, как с куста.

- Знаю, - бурчу я. – Бог не Тимошка…

И осекаюсь.

- Не Тимошка, - соглашается он.

И мы опять молчим, приканчиваем сушки с тарелки на столе и наполовину опустошаем вазочку с вишневым вареньем. Первое, кстати, варенье, которое я сама варила, никогда не умела это делать да и не хотела, если честно. Спасибо баб Шуре за науку – оказалось совсем не так сложно.

Солнце медленно прячется за спину двенадцатиэтажки напротив. Я встаю, отдергиваю штору - теперь в квартире хоть как-то можно жить.

- Короче, - говорит Бог, когда мы заварили и наполовину выпили вторую порцию чая, - ты чего хочешь-то?

- Да уже ничего, - после паузы отвечаю я. – Говорю же, я в тебя уже не верю.

- Ага, - хмыкает он, - а орешь на все пространство: Господи, как надоело, Господи, когда это все кончится, Господи, за что мне это, да когда ж я сдохну!

Мне становится как-то неловко.

- Ну, - говорю, - это ж я не тебе, а так… в пространство… Фигура речи.

- Это у тебя фигура. А у нас – все принято, задокументировано, к делу подшито. У меня твоих заявлений знаешь сколько? две папки. Ангелы уже не справляются. Так что давай начистоту: чего ты хочешь?