Василиса Премудрая

А дом меня манит и ждёт

Когда в жизни есть цель, жить становится легко: просыпаешься и засыпаешь с мыслью о ней. Это не значит, что не будет трудностей - но с целью ты хотя бы знаешь ради чего их преодолеваешь. Я грезила о том, чтобы вернуться домой, и каждый километр пройденной пыльной ухабистой дороги приближал меня к мечте. Забавно, как меняются желания: не так давно я страстно мечтала о принце, а теперь сил нет до чего хочется вернуться в Москву!

И всё же я была рада, что попала в этот мир: архаичный, несовременный, но такой неторопливый, мирный и... сказочный. Пожалуй, теперь, когда до конца пребывания здесь осталось всего полдня пути, я могла отдать ему должное. И смотреть по сторонам не с досадой, как бывало прежде; без презрения поднявшегося по эволюционной лестнице сапиенса, жителя мегаполиса и обладателя ванной с канализацией.

Моё пмж в Киселёво в качестве Елены Прекрасной, отборы женихов, даже бесприютные и голодные скитания подёрнулись какой-то розовой дымкой. Я начинала оценивать свои приключения глазами московских знакомых, и это выглядело круто! Кому ещё довелось попасть в другую реальность, можно сказать в наше славянское прошлое?

- Расскажу - не поверят, а поверят - обзавидуются! – предвкушала я грядущую славу.

По лбу скатилась струйка пота; я вытерла её рукавом и ниже надвинула самодельную чалму, призванную защитить от солнечного удара. Грянувшую жару было тяжело переносить не только мне, но и Иа, поэтому я шла пешком, чтобы не истязать ослика дополнительным весом.

К Тихой заводи мы подошли на исходе дня. Маленькая деревушка уютно расположилась в ложбинке между двух холмов; озеро, давшее ей название, золотилось в лучах закатного солнца. Обозревая чудесный вид, я на несколько минут позабыла об усталости, гудящих ногах и тяжёлой голове. Бедный Иа чувствовал себя не лучше: понурился, равнодушный к красотам.

- Скоро отдохнёшь, – потрепала я его по шее, и мы начали спуск.

Уже стемнело, когда мы добрались до ближайшей избы, стоявшей на отшибе. Выглядела она не слишком впечатляюще: покосившаяся и совсем маленькая, но сил идти дальше не осталось.

- Переночуем тут, а пред светлые очи Василисы предстанем завтра, – сообщила я ослу.

Не встретив возражений, постучала в дверь, не стесняясь разбудить хозяев: за время странствий стеснительности и совестливости во мне ох как поубавилось! Однако никто не вышел, даже собаки не залаяли.

- Не живёт тут, что ли, никто? – с досадой пробормотала я и постучала сильнее – чтоб уж проснулись наверняка.

Они и проснулись. В доме кто-то заворчал, послышался шум, звякнула щеколда и дверь приоткрылась.

- Кого на ночь глядя принесло? – проскрипел старческий голос.

- Пустите, бабушка, странницу переночевать! – моляще пропела я, зная, что такие вот жалобно-певучие нотки вызывают в людях сочувствие.

Да видно бабушка оказалась не одуванчик, а кремень, потому что, нисколько не растрогавшись, велела убираться и, шипя под нос ругательства, захлопнула дверь.

- Однако, – удивилась я.

Случалось, конечно, что мне отказывали в приёме – не гость дорогой всё ж таки, но настолько недоброжелательно – редко.

- Ну и злыдня!

В чужой дом я насильно не рвусь и волю хозяев не пускать никого в свои норки уважаю – только зачем же так грубо? Нет бы вежливость проявить – например, соврать, что дом уже полон гостей, что твой ларец с самоцветами.

- А, какая разница! Не пустила – и не надо, – утешила я себя и Иа. – Мы сами с усами: как-нибудь перебьёмся.

Присмотрелась – нигде не виднелось ни огонька. Вздохнула:

- Народ спит, не будем будить: у них завтра трудовой будень, а мы с тобой хоть до обеда спать можем.

Найдя подходящее место для ночёвки, я немедленно принялась за организацию временного ночлега: освободила Иа от поклажи, изрядно полегчавшей с тех пор, как я ушла из Киселей, затем организовала своё спальное место. Вскоре мы с Иа уже лежали под деревом; полная надежды, я с трепетом и нетерпением ожидала завтрашний день.

Утро началось поздно. Натруженные стопы ныли, не отойдя за ночь. Память напомнила, что пора бежать к Василисе, но я отмела её призывы:

- Сначала надо помыться. Не хочу идти грязнухой.

Подкрепившись оставшимися от прошлого привала печёными картошками, я собрала свой нехитрый скарб и направилась к озеру. Вчера я запомнила его примерное расположение, так что отыскать смогла без особого труда, тем более что в лесу мы обнаружили широкую и утоптанную тропинку. Я сразу догадалась, что ведёт она к озеру.

Учуяв его близость, Иа припустил вперёд; я и сама заспешила - нестерпимо хотелось окунуться в прохладную воду, смыть с себя грязь и пот. Невзирая на кочевой образ жизни, гигиену я соблюдала усердно, когда представлялась возможность – и за Иа следила.

Освежившись, я принялась за чистку моего верного друга. Купать его не стала: Иа упрямился, как настоящий осёл, при попытках загнать его в воду, поэтому пришлось удовлетвориться щёткой. Через полчаса старательной скоблёжки его шкура обрела всю доступную ей чистоту. Позаботившись об ослике, взялась за свою одежду и долго жамкала залоснившиеся от пота воротник и рукава. Наконец, более-менее отстирала и повесила сушиться.

Пока ждала, подкрепилась и посидела у бережка. Ясная гладь воды отразила загорелое лицо с ввалившимися щеками и широкими скулами, обветренные губы, торчащие во все стороны волосы, серые глаза и худую шею. Я вздохнула, сознавая, что выгляжу не лучшим образом: я и раньше лишним весом не страдала, а сейчас просто как суповой набор стала! Сказались последствия недоедания последних недель.

Ещё и загорела, как крестьянка – или скорее как индеец. От солнца моя кожа - кожа бледного городского цветка, просиживающего дни напролёт в помещениях – приобрела явственный кирпично-красный оттенок. Потеря аристократической бледности меня порядочно огорчала – да и ультрафиолет никто не отменял. Но загар есть следствие летних путешествий, особенно когда переезжаешь с места на место не в дорогом авто, а на осле - и без солнцезащитного крема.