Ваттен. Тайна ворона.

Пролог.

- Ты только не переживай, - доносилось по левую сторону, и пепел, срывающийся с догорающих досок, растворялся в воздухе, не мешая хотя бы еще раз взглянуть в огненные глаза, - Ты только не переживай...

Голос раздавался эхом, но так убаюкивал, успокаивал, что его хотелось слушать все больше и больше. Голос, в который ей приходилось окунаться каждый раз, походил на огромный чан с теплым молоком, настолько нежным и приятным он был. Настолько теплым, родным и знакомым, что позволял заглушить детский плач поблизости, и сама она вскоре затихла.

Обладательница голоса придерживала голову ребенку, прижимая того к груди как своего собственного, и медленно, сладко касалась губами его лба. Малышка без имени больше не кричала, не издавала истошные вопли от испуга, больше не махала руками в разные стороны. Два ее зеленых глаза-огонька внимательно осматривали лицо женщины, что ее держала.

Мягкие и приятные черты, светлые волосы, что золотыми кольцами спускались к ушам, и такие же светлые глаза. В народе ее бы прозвали ведьмой за красоту и сожгли бы на костре. Ее рот раскрывался, она что-то говорила, так медленно, но малышка ее уже не слушала, продолжая хлопать глазами. Все размывалось, терялись границы, и находилась она словно под огромным куполом, который не пропускал внутрь ничего, кроме воздуха.

- Это все мелочи, - произносит она еще раз, когда крупный мужчина вдруг касается ее плеча ладонью, - Мелочи...

Он всплывает на заднем плане огромной фигурой, от чего малышка уже было опять начинает плакать, но теплая рука женщины[важно заметить, что тепло чувствовалось сквозь тканевую перчатку ] вдруг касается ее головы, проводя по волосам. Они росли слишком быстро.

Сзади суетились люди. Десятками, они выливали воду на догорающий дом. Ветер, холодными порывами подхватывая пепел, разносил его за собой на десятки, сотни метров. И, почему-то казалось, что эти порывы совсем скоро унесут за собой и все то человеческое, что есть в этой толпе зевак.

- Ты только не переживай, маленькая, - вновь произносит женщина, и слова ее вновь разносятся гулким эхом.

Малышка чувствует, что ее отпускают. Чувствует, как плен теплых женских и до боли родных рук вдруг сменяется ужасным холодом мужских, грубых прикосновений. Из под ткани, которая теперь служила малышке одеждой, торчали две тоненьких ручки, хватаясь за всех и все, что попадалось на пути. Ткань покрывала темные границы шрама, что, словно два крыла огромной птицы, тянулся от шеи до самых лопаток. Еще чуть-чуть – и он совсем скрылся из виду, то ли утонув в темноте плотной ткани, то ли исчезнув благодаря каким-то чарам.

- Покрывай ее голову чаще, - голос женщины вновь у самого уха. Теперь он взволнованный, а сама она оглядывается назад, всякий раз смотря через плечо. – Покрывай, следи за тем, чтобы она была в безопасности...

Сзади вновь слышатся крики, гул, картинка словно переворачивается вверх ногами, малышка начинает хныкать, чувствуя ноющую и колющую боль спиной. Глазки бегают из стороны в сторону, чувствуя все то беспокойство женщины. Кто она была? Малышка и сама не знала.

- А вы? Мы еще встретимся? – тянет хриплый мужской голос, вдруг подтягивая малышку к себе. Девчонка чувствует, что теперь они забрались куда выше, чем были раньше. Затем слышит и недовольное фырканье лошади, правда, в силу своего незнания, не может понять, что это за зверь такой.

Она тонет в плотной синей ткани полностью, мужчина сворачивает ее, прижимая к своей груди все сильнее, берет поводья, и уже было готовится двигаться, но поворачивается на женщину.

- Наш бой окончен, - произносит женщина, наконец стягивая перчатку, и поднимает руку над собой.

Рядом с ней стоит мужчина, такой же крупный, как и все те люди позади. Только в его глазах читается сожаление, а в глазах остальных – мерзость и отвращение. На ее светлом лице вдруг отражается страх, отчаяние и жалость к самой себе, глаза наполняются слезами, и не остается ровно ничего, кроме как просто опустить свою руку. Кожа на ней вдруг трескается, словно это и не кожа вовсе, а фарфор. Идет голубыми пятнами, расходится по швам, словно ее сшивали тысячи, миллионы раз. В голубых глазах все то же сожаление, когда она тянет вторую руку затем, чтобы легонько приобнять мужчину.

Ветер подхватывает пепел, прах, что начинает сыпаться с ее руки, словно обычный песок, унося его как можно дальше. Показывается белая, старая кость с неровностями, она пошатывается из стороны в сторону. Прахом становится и кость, рассыпаясь на глазах, пока мужчина на коне вдруг ударяет лошадь, и та мчится подальше отсюда. Как в самых страшных кошмарах.

А в его голове все слова, слова, слова, избавиться откоторых он не в силах. А она не кричит, не плачет. Смотрит на него, и молчит,словно язык отрезали.