Вечерний глюк

Вечерний глюк

1

Кто сказал, что глюки бывает только ночные? На самом деле даже самые крутые ночные глюки начинаются задолго до наступления ночи – ранним вечером или даже днем. И даже более того. Если к ночным глюкам мы ещё как-то более-менее притерпелись и привыкли к их неожиданному появлению, то вечерние доставляют нам массу хлопот своей вирулентностью и непредсказуемостью. Они валятся на вас со всех сторон, выползают изо всех щелей, пищат и корчатся у вас под ногами. От них никуда не деться и ничто не помогает с ними справиться.

Пётр знал про все эти тонкости и обычно старался просто переждать эти вечерние часы, если его что-то настораживало. Но на этот раз он расслабился и упустил время. А потом уже было поздно что-либо предпринимать и ему пришлось просто отдаться на волю случая. А ведь он мог успеть, он обратил внимание на тот тревожный сигнал. Что-то пискнуло у него в мозгу, но он подавил в себе тревогу, и проигнорировал предупреждение. Уж больно он был увлечен самим собой, своими ощущениями и впечатлениями. Его захватило чувство новизны и необычности. Ничего ранее испытанное им не шло ни в какое сравнение с тем, что он испытывал сейчас.

Он встречался с глюками и раньше. Но это были не такие уж серьезные глюки. Они не слишком его затрагивали, и проходили в общем-то безболезненно. За свою жизнь он хорошо уяснил себе, что не так страшен сам по себе глюк, как его разрушительные последствия. И что самое неприятное, это то, что никогда нельзя знать заранее, какой степени опасности глюк на тебя навалился в этот раз. Чем всё это кончится, и как из него выходить. Но всегда это было увлекательно и захватывающе. Если ты конечно готов войти в этот глюк с головой и идти в нём до конца. Потому что выскочить из мчащегося на полном ходу глюка зачастую бывает намного опаснее, чем разлететься вместе с ним на мелкие осколки, а потом днями и неделями собирать себя по частям.

И вот, когда Пётр наконец-таки спохватился и понял, что он уже довольно глубоко засел в этом новом и необычном глюке, было уже слишком поздно. А он был не готов. Просто ещё не отошел полностью от предыдущего глюка, не привёл себя в порядок. Оставались на нем ещё сделанные на скорую руку заплатки, да и несколько дыр с рваными краями через которые вовсю гулял холодный осенний ветер. «Будь, что будет! – обречено заключил Пётр. – Тем более, что другого выхода у меня попросту нет. Пойдем, братуха!» И он вступил на эту тропу, засыпанную шуршащими под ногами жёлтыми осенними листьями. А сверху на его непокрытую голову кружась в медленном танце падали первые лёгкие снежинки. Он потер ладонями замерзающие уши, запахнул полы пиджака и потуже обмотал вокруг шеи кашне. Подышал на руки и двинулся прямо по дорожке к видневшемуся невдалеке полуразрушенному зданию. Всё окружающее наводило на него уныние и тоску.

2

Солнце клонилось к горизонту. Деревья давали длинные искажённые тени, направленные почему-то в разные стороны. И это вызывало ещё большую сумятицу в возбуждённом мозгу Петра.

Наконец он добрел до здания. И ровно ничего не увидел – ни двери, ни стенного проема. Голая обшарпанная стена была перед ним. Пётр решил обойти здание вокруг. «Ведь должен же быть какой-то вход!» – логично рассуждал он. Хотя какая может быть логика во всём происходящем. Пётр ещё довольно ясно осознавал, что он находится в глюке. Вернее, что он медленно в него вползает. Самое страшное начинается тогда, когда ты теряешь ощущение глюка и мир вокруг тебя становится твоей новой реальностью. И ты начинаешь жить в этом мире по его законам, принимаешь его таким, каким он является тебе в твоих ощущениях.

Обход здания конечно же ничего ему не дал. Не было никакого намека на вход. Но в одном месте он заметил лестницу, которая была приставлена к стене и вела прямо к распахнутому окну второго этажа. Пётр вернулся к этой лестнице и забрался в окно. А что ему оставалось делать? Дорога, по которой он сюда пришёл уже полностью была занесена осенними листьями и потерялась среди деревьев. А лес с приближением сумерек прямо на глазах превращался в непроходимую чащу. Так что эта лестница была единственным путём, который хоть куда-то вёл. К тому же ещё больше похолодало, и временами порывы холодного ветра кидали заряды сухого колючего снега прямо ему в лицо.

Пётр ловко забрался по лестнице и запрыгнул в окно. В углу комнаты стояла керосиновая лампа со стеклянным колпаком, которая слабо освещала большую и почти пустую комнату. Никаких других окон или дверей в комнате не было. Порыв ветра захлопнул створки окна. Пётр оглянулся на звук и сквозь помутневшее стекло увидел все яснее проступающую кирпичную кладку. «Путь к отступлению отрезан.» – равнодушно подумал он, уже переставая чему-либо удивляться. Он уже чувствовал появление в окружающем его мире новой логики, основанной на совершенно других законах восприятии.

Он внимательно осмотрел потолок и стены и не обнаружил никакого намека на дверь или что-либо её напоминающее. На полу лежал довольно истрёпанный ковёр старинной персидской работы. Его краски оставались такими же яркими, но местами едва проступали через слой пыли и грязи. Пётр попинал край ковра и увидел, что его можно закатать в сторону. Это он и проделал. Конечно же под ковром оказался люк с большим металлическим кольцом. И конечно же люк поддался ему не с первого раза. Пришлось изрядно попотеть, чтобы открыть его и проникнуть вниз, в подземелье, как подумал Пётр. Лестница вела вниз, но сказать с уверенностью, что он опускается под землю никто бы не смог. Эта лестница могла с тем же успехом привести его и на верхушку каменной башни, и на береговой маяк.