Ведьмин наказ

Ведьмин наказ

Как часто происходит с нами в жизни - о близких, дорогих сердцу людях, мы когда-то узнаём НЕЧТО, что совершенно не вяжется с тем, что мы знали о них прежде. Это переворачивает всё "с ног на голову" в наших прежних представлениях об этих людях. А,иногда, надолго выбивает из колеи...

Бабушка Аксинья была для всех своих родственников, соседей, да и просто знакомых, доброй, хоть и ворчливой, сморщенной старушкой со скрипящим голосом "несмазанных дверных петель", всегда неожиданно появляющаяся "Бог весть" откуда и так же исчезающая куда-то "по делу".

Их семья поселилась в нашей деревне в послевоенное время, в конце 40-х прошлого столетья. Никто ничего об их жизни до прибытия к нам не знал. Это была тайна, покрытая мраком. Приехали, устроились в колхоз на работу. Сельсовет выделил старый заброшенный дом на окраине. Обжились, завели своё, какое-никакое, хозяйство. Куры, гуси, кошки-собаки, да огородик в семь соток. Вели себя тихо и скромно. Детишек нажили. Двух девчонок с разницей в год, Зойку и Клавку, да через пяток лет после, сынишку Ваню. Всё, как у людей, в общем...Особенность толька была у родителей одна на двоих - оба хромали сильно. Дед на костылях передвигался по деревне, а бабуся ходила с клюкой. Дома же Мирон подскакивал, опираясь на здоровую ногу. Не старые ещё, но уже инвалиды. Простые, дружные и работящие. И всё время за каким-то делом... она - хлопоча по хозяйству, а он - с "козьей ножкой" рядом, создавая вокруг неё дымовую завесу, сквозь которую их с трудом можно было различить. Ну, а досуг....Сами в гости они никогда не ходили. Всё больше к ним и чаще в сумерки. Люди говорили, что гадает Аксинья, травы знает и делом повивальным помогает иногда обрести жизнь новому поколению местных жителей. И денег ни с кого никогда не брала. А вот от помощи по реализации хозяйственных надобностей не отказывалась. Дров завезти, наколоть и сложить в поленницу. Навозу с фермы натаскать. Сарай поправить или забор обновить....Мирону то одному не справиться было. Хроменький ведь...Вот так.

Зато дед Мирон пасеку держал. Медок знатный был у него, которым даже я когда-то угощался. С пчёлками он разговаривал как с равными. Блаженный. У всей деревни всегда на зиму были и мёд, и прополис, и перга, и молочко маточное. Ну, а воск дед ездил сдавал куда-то. И у него, бартером, самогон не переводился! Эту вечную деревенскую валюту баба Ксана отбирала у мужа, дабы не спился. Выдавала порционно в выходные и праздничные дни. На остатках же добрых делала настойки лечебные, травки, которые она сама на рассвете собирала, ползая по росистому лугу на коленях. Многих она с одра болезненного подняла. Многих вылечила от хворей, против которых современная медицина бессильна была. За это уважали Ксану все и....побаивались.

Зато добротой стариков вовсю пользовалась местная детвора, частенько забегающая к Обрезовым, такая фамилия была у этого семейства, в их старый добротный домишко на краю нашей деревни, уютно расположившейся по обеим сторонам реки Рожанки. Забегали выпросить чего-нибудь сладкого или просто напиться вкусной колодезной водицы из старого эмалированного ведра, стоящего у стариков в сенях и всегда наполненного до краёв.....Странно, этому факту никто не придавал значения, хотя все знали, что за водой ни баба Ксана, ни её старый хромой дед Мирон никогда сами не ходили! А обе их взрослые дочери и сын целыми днями пропадали на колхозных угодьях - крестьянский труд тяжёл и долог, а работы всегда хватало и в поле, и на ферме. И от водительской "баранки" у любимого сына,частенько к вечеру лопались на ладонях натруженные мозоли.....В общем, некогда особо было им за водой то ходить, да и в доме они по хозяйству помогали только в выходные дни. И то, если друзья - подруги не позовут куда с утра пораньше. Кстати сказать, родители мои были с ними погодки и дружили с ними тесно и жарко. В детстве они дрались и мирились, сообща воровали у соседей огурцы да яблоки, ходили в ночное, засыпая у костра, а позднее, в юности уже, бегали вместе в близлежащее село на танцы. Баба Ксана никогда не ругала детей за проделки, а попытки деда Мирона "отвоспитать" хворостиной юных проказников заканчивались его же наказанием за "несанкционно" выпитый самогон, который "зазря" прятался бабкой от него в разных "недоступных местах".

Ещё одной странностью было то, что старшее население Сладовки, так называлась наша деревенька, часто замечая за старушкой разные необычности, никогда её саму расспросами не тревожило. А у Мирона всегда на всё был один ответ. Мол, сам ничего не знает....

Однажды, родители мои, поутру шедшие по склону глубокого деревенского оврага, направляясь по грибы в лес, были весьма напуганы выпрыгнувшей со дна ложбины бабы Ксаны. Хромая, которая и передвигалась-то еле-еле при помощи деревянной клюки, она приземлилась аккурат на тропинку позади них. Но это движение было замечено молодыми. А задать старушке соответствующий вопрос они не смогли. Оба на какое-то время просто онемели! Кстати, вспомнили они этот случай только спустя двенадцать лет. Как-то вместе и одновременно...На её похоронах.

Умерла баба Ксана после долгой, непонятной и продолжительной болезни. Несмотря на её возражения, дети привозили из города разных врачей, которые так и не сошлись во мнениях и не смогли точно определить диагноз. Что-то там говорили о какой-то разновидности нервной угнетённости и депрессии, но никто из близких так и не понял о чём речь. Только внук Обрезовых шестилетний Серёжка многозначительно смотрел на всех и говорил, мол, бабуля тоскует очень, потому что деда Мирона нет. Старик погиб, утонув в деревенском колодце, когда доставал сорвавшееся с цепи ведро. Аксинья тогда не проронила ни слова, ни слезинки на людях. Только тёмные деревенские ночи да подушка знали, что она переживала тогда. С каждым днём старая женщина угасала, силы её истаивали как огарок свечи. Она перестала вставать с постели, отказывалась от предлагаемой дочерьми еды, молчала и лишь изредка тяжело вздыхала, глядя на старое фото в рамке на стене, возле которой стояла её старинная железная кровать. Лишь внуку, очень сильно похожему на своего деда Мирона, она позволяла себя немного покормить. С ложечки, которую когда-то с войны принёс её муж, дошедший до Берлина в составе 8-й гвардейской Ровенской дивизии и вернувшийся домой с тяжёлыми ранениями и контузией, но не растерявший надежд на будущую счастливую семейную жизнь. Она съедала немного кашки, которой потчевал её внучек, а затем отворачивалась в сторону и подолгу глядела куда-то словно "сквозь" и приговаривала, мол, открыл крышку Миронушка то....