Она стояла и безучастно смотрела, как вокруг столба к которому её привязали, медленно растёт куча дров, соломы и просто мусора.
Ей было всё равно.
Она уже мертва, так какая разница?
Её не стало в тот миг, когда последний раз вздохнул её маленький лучик, её звёздочка, единственный человечек, ради которого она могла снести всё.
Зависть людская оказалась сильней любви.
Давно уже высохли на щеках солёные потоки слёз, глаза покраснели, а некогда чудные, длинные волнистые локоны цвета огненной зари, сейчас безжизненно висели укрывая женщину как плащом.
На ней была изодранная в клочья длинная вишнёвая юбка, остатки рукавов когда-то белой сорочки, и чудом оставшийся на шее оберег от неудачи.
Не уберёг.
Местный староста деревни, деловито указывал как лучше складывать костёр, чтобы ярче горел.
Его глаза поблёскивали в свете факелов, а густая борода тряслась при каждом слове.
Он не простил ей отказа.
Шумная толпа кидала в неё не свежие овощи и требовала зрелища.
Наконец они удовлетворились количеством дров, и староста поднёс факел.
Пройдя по периметру костра, он поджёг его ещё с нескольких сторон, а потом в сердцах, бросил его ей под ноги.
Почувствовав огонь касающийся ступней, она вздрогнула, но лицо по-прежнему ничего не выражало.
В воздухе запахло палёной кожей, а из глаз ведьмы непроизвольно полились слёзы боли, но она не позволила себе ни звука.
Неожиданно в её лицо ударилось что-то мягкое, и разлетевшись тысячами брызг, упало к её ногам, оставив на лице частички зловонной мякоти. Голова от удара мотнулась и снова свесилась безучастная к толпе.
Толпа взревела, желая вывести её из состояния безучастности к собственной судьбе.
Она должна страдать.
Наивные, она уже прошла свой очистительный огонь страданиями. Теперь она лишь ждёт воссоединения.
Она закрыла глаза и погрузилась в воспоминания, отрешившись от боли и звуков толпы, входя в транс.
Ромашковое поле с проблесками алых маков и иван-чая. Любимый бежит раскинув руки и счастливо смеясь за их малышом. Они весело кувыркаются в траве и о чём то болтают. Малыш смотрит на неё, кивает папе и срывает ромашку. Собрав большой букет, они идут к ней. Малыш протягивает ей букет и говорит:
— Мамоська, это тебе.
Она улыбается и любимый наклоняется и нежно целует её, а потом резко подхватывает на руки и кружит её. Они вместе весело смеются, и вдруг любимый замирает удивлённо. Его руки слабеют и она падает в траву, а на груди любимого расцветает алое пятно. Малыш растерянно стоит и увидев в спине отца древко стрелы, начинает плакать. Она рывком бросается к любимому, и не замечает как тяжёлая мужская рука хватает малыша, и он сломанной куклой повисает, а его горло заливает кровь.
Её глаза застилает горе, и в порыве она кричит:
— Не увидит более род человеческий истинной любви, нет прощения людской подлости и зависти. Будьте вы прокляты на веки вечные.
***
Догорал костёр. На пепелище стоял староста поселения. Глаза его смотрели на остатки костра, а губы презрительно кривились.
— Думала я на тебя управы не найду, ведьма? А теперь вот ты развеяна по ветру, а я… я найду ещё краше тебя полюбовницу. Не такую упрямую.
Развернувшись, он пошёл в свой дом. А там его ждала только кошка, и одинокая холодная кровать.
Люди так и не поняли почему их души перестали радоваться каждому новому дню.
Из мира ушла Любовь...
Отредактировано: 07.09.2018