"Последний осколок некогда величайшего государства. Его столица была жемчужиной, которая должна всячески олицетворять собой несгибаемость и живучесть фронкской цивилизации. Так было уже несколько сотен лет, но так не должно быть всегда... Лития должна кануть в небытие, также как и все империи, сколапсировавшие под тяжестью собственного веса. Право на бессмертие имеют лишь человеческие пороки".
В этом духе размышлял Хейт Фергус, стоя на наблюдательной башне с толпой зевак, следящих за парадом стройно идущих солдат из Дорф-гвардии по широкой улице Теореаты. Парад был в честь выборов нового верховного Лита, а значит его цель – создать зрелище, которое случается не часто. Выборы происходят со смертью предыдущего Лита, а они живут, как правило, долго. Так что неудивительно то, что все зрительские трибуны и башни были переполнены толпами людей. Со всех концов Литии сюда прибыли жители всех сословий, рангов и возрастов.
Воздух оглашался периодическими звуками горна и труб. С трибун на марширующих солдат бросали лепестки роз и разноцветные ленты. Гвардейцы же отвечали четкостью шага и грозной молчаливостью.
Хейт взглянул на самую высокую трибуну, где сидели князья-литы. Они были главнейшими лицами в государстве после верховного лита, что всячески выражалось в их внешнем виде. Их богато украшенные одеяния и небольшие короны на голове делали из них августейших особ, к которым взгляд прилипал даже сильнее, чем к шествию воинов гвардии.
Один из них привлек внимание Хейта, так как он был целью его миссии. Тит II из рода Шолкахеймов по прозвищу Жадный... Его тучная фигура была облачена в желтый джеркин и синюю мантию, а его седая борода спускалась до самого живота. Голову князя увенчивала великолепная корона из темного металла. Он улыбался, беседуя с лазарийским князем Мартином Буланом.
«Какая идиллия...» – съязвил про себя Хейт.
Вдруг из-за трона Тита вышел человек, склонившийся над его ухом и начавший ему что-то энергично сообщать.
«Силиция Сейп, второй советник Тита» – припомнил Хейт.
Он начал с любопытством разглядывать эту «советницу». Ходили слухи, что в Алешире она вовсе не «вторая» среди верных слуг князя, а наиболее приближенная из них.
Тит отвернувшись от своей помощницы что-то сообщил князю Мартину отчего оба весело засмеялись. Силиция же исчез также внезапно как и появился.
Неожиданно все горны смолкли. Хейт даже не заметил, как гвардейцы покинули улицу, скрывшись за поворотом. За городом стали бить в колокола, предвещая приход сильного мира сего. Кварталы города огласились ударами барабанов и новое шествие, во главе которого были святые курейши[1] в золотых одеждах с белоснежными стягами в руках, продолжило этот праздничный парад. Церковные барабанщики шли по бокам от процессии, а в ее центре несли огромный золотой пьедестал, на котором стояли две фигуры...
Верховный Лит и Верховный Гест. Союз тела и духа, меча и посоха, короны и тиары. Они оба держались за руки, как два неразлучных друга и с блаженной улыбкой глядели куда-то в небеса...
Хейт чуть не рассмеялся глядя на этих двух «святых ангелов». Их суть было непререкаемое подчинение одного другому. А все это театральное действо затевалось уже многие столетия исключительно ради толпы. И толпа, надо заметить, все эти столетия с открытыми ртами следило за лицами глав двух ветвей власти в Литии на всех подобных парадах. Каждый зритель должен был ощущать свою ничтожность в сравнении с ними, этими властителями. Хотя властитель тут был только один, второй лишь подтверждал власть первого. Таковы были правила и никто не смел их нарушить, ибо пыль веков мягко смазывало этот, как считал Хейт, ничтожный механизм.
Верховный Лит выглядел счастливым, несмотря на свой нездоровый вид. Что было вполне объяснимо: ему всего 19 лет, а он уже достиг вершин могущества. Его плечи были облачены в огромный диамовый[2] плащ, который был таким большим, что свисал с пьедестала. По легенде именно в нем некогда сражался Карл Дорфи в битве за Ринийскую марку.
«Если это правда, тогда должно быть он был великаном» – подумал Хейт.
Голову правителя увенчивала золотая диадема-венок, сияющая на солнце искусно сделанными лепестками.
Гест рядом с ним выглядел гигантом. Его тучная фигура, облаченная во все виды церковных мантий, изрядно обливалась потом, но все же он старался улыбаться, превозмогая жару.
«Воистину святой мученик» - с улыбкой подумал Хейт.
– Славьте имя Луция VII из дома Дорф! – кричал Гест толпе, а барабаны вторили ему, как будто подтверждая каждое его слово.
Толпа в ответ хлопала и взвывала к богам, требуя для нового повелителя как можно больше лет жизни.
За процессией следовала конная гвардия Лита. Каждый гвардеец был одет в отполированные темные доспехи, а на их груди был изображен серебренный бык, главный символ дома Дорф. На плечах гвардейцев покоился длинный серебренный плащ. Голова же была закрыта шлемом с плюмажем из красных перьев, лицо было скрыто под железным забралом.
Мрачная мощь власти Лита, закованная в ризий. Про этих гвардейцев ходили разные слухи. По приказу правителя они могли с легкостью казнить любого, даже князя. Ни один закон не был для них писан, кроме слова Верховного Лита.