Вера

Вера

***

В квартире тикают круглые металлические часы, которые по утрам так пронзительно будят меня. Они мне никогда не нравились. Порой я хотел разбить их об стену, но что-то останавливало. И вот сейчас это единственный звук, который я слышу. Я стою в центре комнаты и не двигаюсь. Себе я напоминаю тень из фильма ужасов в этом черном деловом костюме, даже рубашка на мне черная, и ботинки тоже, на которых осталась грязь с кладбища. Открыл дверь квартиры и зашел сюда, не останавливаясь на лишние манипуляции. К чему? Просто зашел и замер с мыслью, что  все закончено.

Взгляд бездумно скользит по комнате и останавливается на красных шторах. Их рисунок напоминает мне виноградную лазу. Вот они мне нравятся, только вот при виде их горло сдавливает и где-то внутри, далеко за пределами сознания, куда я обычно не заглядываю, звенит грусть. Мне хочется что-то сказать, но слова застревают в горле.

Тишина и успокаивает и давит. Я пытаюсь понять,  что происходит сейчас, хочу разобраться в себе, но я к этому не привык. Я не веду с собой мысленных диалогов. А сейчас меня разрывает от потока мыслей и мне хочется, чтобы эта тишина или успокоила меня, накрыв теплым одеялом, или убила, будто пронзив сердце ножом.

Сердце. Мне кажется, что оно бьется пять минут, а потом замолкает на восемь  долго тянущихся часов. Невыносимо. И от этого не избавиться. Я  же не могу вырвать себе сердце. И жаль, было бы любопытно, что  из этого в итоге получилось бы. Конечно, итог ясен. Я умер бы, а вот процесс мог бы раскрыть много на возможности человека и его способность испытывать боль.

Боль. Всякий раз я думаю, что хуже не будет, но жизнь радует меня, даря такие щедрые подарки и, кажется, что я вижу ее холодную улыбку, которую и улыбкой то не назовешь, скорей усмешка. И эта самая  жизнь издевается надо мной. Она приносит мне все новые краски боли, пополняя мою палитру. Замечательно. Я безропотно  принимаю это и делаю вид что держусь, что во мне еще много сил,  хотя на самом деле напоминаю себе чугунный старый чайник с трещинами. Один жест и он  расколется  и затопит все пространство какой-нибудь черной вязкой желчью.

 Внезапно во мне закипает злость. Такое в последнее время часто случается. Вспышки молнии на грозовом небе. Я вижу на подоконнике белые розы. Мы забыли их отвезти. Я бросаюсь к ним, сжимаю бутоны, открываю окно и выбрасываю их на улицу. Резко закрываю пластиковую раму. Мое лицо обдувает холодный воздух. Комната, наконец, заполнилась звуками, вызванными моим раздражением.

Я вновь останавливаюсь. Грудь поднимается и опускается. Я тяжело дышу. Начинаю думать, что я робот получивший сердце, а затем оставленный с пустой дырой в груди. Скрип двери. Это ванная. Я хмурюсь. Что такое? Шаги по коридору, а затем через три секунды она оказывается в дверном проеме и, держась за золотую ручку тонкими пальцами, внимательно смотрит на меня. Она высокая, так что если  будет на  каблуках,  станет выше меня, что мы с ней неоднократно обговаривали. У нее длинные каштановые волосы, закрученные волнистыми прядями, на что она тратила  примерно три часа по утрам. Я бы так не смог. Поражаюсь ее терпению. Помню, что когда мы только познакомились, у нее была обычная стрижка  каре, и белая шея так и манила меня к ней. И вот  за два года она превратилась в лесную нимфу с этой пышной копной волос. Честно, я ни чем таким ее не кормил.

 У нее необычное лицо. Я говорил ей, что она красива с определенного ракурса, за что я, конечно, получал неутешительную оценку моей внешности. Но она не обижалась на меня, потому что знала, каким вниманием пользуется у мужчин. Кажется, они поражены ее широкими четкими скулами, длинным курносым носом с горбинкой, тонкими губами, обычно сложенными в улыбку, словно скрывая какой-то секрет. И самое важное, это глаза. Я называл их лисьи глаза, потому что они вытянуты в хитром лукавстве. Цвет у них карий, глубокий и порой ее зрачки расширяются настолько,  что глаза становятся черными. Такое происходило в спальни, на аттракционах и когда она купила себе машину. Смешная.

Сейчас на ней черная юбка до колен и серый мягкий свитер, она оттягивает воротник от горла, не моргая, наблюдая за мной. Я скольжу взглядом по ее ногам и останавливаюсь  на коричневых кожаных сапогах. Она купила их совсем недавно. У нее этой обуви больше чем чего-либо на свете. Меня это бесило страшно,  а она с улыбкой указывала на шкаф с компьютерными дисками, и мне приходилось замолчать, потому что спорить с ней бесполезно. Она сильная и все  из ее окружения знали, какие силы скрывались в ней. Она бесстрашная и заразительно звонко смеется. Ее зовут Вера и она моя жена. Однажды она призналась, что ей не нравилось ее имя, и она хотела поменять его на звучное имя Лилия в двадцать лет, но потом она поняла, что кроме как Верой себя не ощущает, и смирилась со своей судьбой.

Вера идет ко мне. Я тянусь  рукой к своим волосам с целью придать им нормальный  расчесанный вид.

- На надо, - останавливает меня. – Мне нравится. Они у тебя такие  черные и мягкие.

- Я человек в черном, - усмехаюсь я.

 Она кладет мне руки на плечи, я чувствую ее запах: мята, лимон и неведомый мне цветок, напоминающий ваниль.

- Ты давно не брился, - ее палец проходит по моей щеке.

- Три дня, - отвечаю я.

 Она кивает и в карих глазах что-то вспыхивает, эмоция, которую мне сложно разгадать в этот момент.

- Что будем делать Андрей? – спрашивает, кусая  верхнюю губу.

 Она всегда так делает, когда растеряна. Помню, что когда мы с ней  знакомились, она постоянно кусала губы, я не понимал тогда этого. А потом она мне объяснила, что растерялась и разволновалась. Я ей сразу понравился. Узнав об этом, я испытал удивительную гордость. Все-таки такие девушки к кому попало, на встречу не пойдут.