Вера ребёнка

Вера ребёнка

- Сколько осталось?

Я вздрогнул от ее тихого голоса и резко вскинул голову. Когда успел уснуть?

- Минут пять.

Бутылка с раствором физиологии почти опустела.  Я со сна немного хрипел, но жена этого не заметила. Она чуть приоткрыла глаза, когда мои губы коснулись бледного мокрого лба. За последние три часа ничего не изменилось, хотя кажется, мешки под глазами потемнели еще сильнее, а кожа стала бледнее. Или просто в комнате освещение такое… не знаю.

Я медленно встал со стула и потянулся до противного хруста в спине и локтях. После вчерашнего резкого повышения температуры тела, крутило все суставы. Но, по сравнению с жутким желанием поспать, это мелочи. Браслет на запястье показывал температуру тридцать пять и восемь. Остальные показатели держались на привычном уровне. Хочется верить, что я просто замерз. Но на всякий случай накину кофту.

Давно остывший кофе из старенького железного термоса немного взбодрил, причем скорее своим противным кислым вкусом. Не выдержав, я сплюнул в стоящее рядом с кроватью наполовину заполненное медицинским мусором ведро. Соня, не открывая глаз, чуть повернула голову в мою сторону. Я скорее догадался, чем услышал слабый стон. Она не любила проявления мужланских привычек. Помню, как от вида сморкающегося в пальцы алкаша на улице она, прикрыв рот рукой, еле сдержала рвотный позыв. Это ее привычное раздражение… надеюсь.

Скудный луч солнца пробился через тяжелые тучи и осветил зал. Покрытый пылью сервант стоял напротив кровати. Несколько книг из него в беспорядке валялись по грязному полу. Одна из них лежала раскрытой на сорок пятой странице возле телевизора. «Бешенство – острое вирусное заболевание…». Я с ненавистью пнул книгу куда-то под кресло. Хотя три дня назад трясущимися руками листал ее вдоль и поперек. Три дня… тело настоятельно требовало сна. Постоянный страх одно время держал в тонусе, но сейчас ему на смену пришли апатия и тоска.

Флакон физиологии опустел, и я осторожно вытащил систему из катетера. Соня наблюдала за мной воспаленными красными глазами. Некогда полные чувственные губы превратились в тонкую красную линию на заостренном лице.

- Я в туалет хочу, – прошептала она.

- Может, памперс?

- Нет, – твердо ответила она.

Я беззвучно вздохнул и достал зеленый тазик.

Три дня назад перепуганная Соня прибежала домой, обмотав шарфом прокушенную собакой кисть. Я перевязал руку и, посадив жену в машину, рванул к травмпункту. Настя, получив наказ никому не открывать дверь, осталась дома.

По дороге встречались разбитые машины, стоящие в беспорядке у тротуара. Несколько раз я резко нажимал на педаль тормоза, чтоб не сбить выходящих прямо на проезжую часть бездумно шатающихся бледных людей. На мои разъяренные крики у них была довольно странная реакция. Кто-то просто не замечал меня, а некоторые с руганью бросались к машине. В городе зарождался хаос. Выбитые витрины, распахнутые настежь двери, валяющийся на дороге мусор и дерущиеся прямо на улице люди были только началом. Как я сразу это не понял?

В травмпункте царили бардак и тишина, на мои крики никто не отозвался. Я заглядывал в каждый распахнутый кабинет в поисках персонала. Двухэтажное разграбленное здание оказалось пустым. Прививки от бешенства нашлись в закрытом на магнитный ключ холодильнике. Связка ключей валялась на полу. Сделав Соне укол, я как смог обработал её раны и забинтовал руку.

Когда же я понял, что дела плохи? Когда у Сони поднялась температура до сорока? Нет, тогда я просто убедился в этом. А понял раньше, когда увидел возле травмпункта перевернутую коляску и валяющегося рядом мертвого растоптанного грудного ребенка. Да, вот тогда я и понял, что нам конец. Меньше чем за сутки город утонул в безумии.

Я медленно подошел к балконной двери и осторожно выглянул. Связанный по рукам и ногам сосед лежал на полу с кляпом во рту. Увидев меня, он яростно задергался, пытаясь освободиться от пут. Его воспаленные глаза с ненавистью буравили окно. Вздохнув, я открыл дверь и осторожно вышел к Вите. Его джинсы местами совсем истерлись от постоянных попыток освободиться. На клетчатой рубашке уже отсутствовали все пуговицы, а количество дыр только увеличилось.

- Привет, ты как?

Мой шепот пробудил  в нем бурю нечленораздельных звуков. Перевернув его спиной вверх, я посмотрел данные биометрического браслета на запястье.

«t - 24,5С. АД - 45/20. ЧДД - 45 ЧЖС – 31.»

Я бессильно закрыл лицо руками. Ничего не изменилось. Неизвестный вирус привел тело в нужное ему состояние и продолжал его так поддерживать даже несмотря на отсутствие пищи и воды. Что же будет дальше?

Я на всякий случай проверил нейлоновые веревки на Вите и зашел обратно в осточертевшую квартиру. В нос сразу ударил смрад, источаемый немытым телом жены. Она опять забылась беспокойным сном.

Развернув пленку ПК, я первым делом проверил камеру в подъезде. Юля, одетая в пушистый розовый халат, все так же сидела в своей крови возле нашей двери и бестолково смотрела в окно. Она уже не пыталась прорваться внутрь. Хрупкие кулачки, которые почти шесть часов колотили дверь, кровавыми тряпками лежали на полу. Я открыл папку с заметками и быстро набрал текущие биометрические данные Вити. За трое суток ситуация не изменилась. График кривой, так же, как и у Сони, не менялся. Может все же дать ему воды? Хотя в сводке новостей, перед тем как отключилось электричество, говорилось, что пока не придумали лекарство от вируса. Тогда какой смысл давать ему пить? Легче Вите не станет. Или станет? Я с тоской посмотрел на стоящие в коридоре баллоны с водой. Осталось всего четыре пятилитровых и два десятилитровых у Насти. Плеснув немного из баллона в ковш, я пошел на балкон.

Соню опять начало мелко трясти. Ее измученное болью лицо перекосилось превратившись в дьявольский оскал. Я вскочил с кресла, открыл ампулу «Сибазона» и быстро набрал желто-прозрачную жидкость в шприц. Попасть иглой в катетер на руке оказалось непросто. Соню так трясло, что мне пришлось придавить ее руку ногой.