Ветер перемен

Глава 1

1990-й близился к завершению. Зима медленно вступала в свои права. Покрывала землю тяжелыми хлопьями снега, замораживала оголившиеся деревья холодным дыханием, заставляла прохожих ежится от ветра, задирать воротники, спасаясь от непогоды. Этим декабрьским утром отставной сержант ВДВ Андрей Иванович Евлаков возвращался из военной части под Рязанью на родину в Саратов. Отслужив три года сверхсрочно и получив старшего сержанта, двадцатитрехлетний паренек вдруг осознал, что военное дело его больше не привлекает. В ту пору пошло шатание в руководящих кругах государства, поползли слухи о возможном смещении генсека. Подобные разговоры уже не раз слышал Андрей и в высших чинах командования.

Отец Андрея, Иван Федорович, писал ему: «Близятся большие перемены, сынок. Бросай службу, возвращайся скорее домой. Я планирую поехать работать в Германию. У меня уже и место там присмотрено. Квартиру я оставлю тебе. Дам денег, сможешь начать свое дело».

Андрей не любил отца, считал его виновным в смерти матери. Из-за него и на сверхсрочную решил остаться. Теперь же все переменилось: спустя годы боль притупилась, а сожительство с отцом уже не грозило. «Если что, – решил Андрей, – снова пойду в армию, по контракту, а пока передохну».

Первым делом по возвращении Андрей отнес на могилу матери свежих цветов. Потом пришлось налаживать «одичавшие» за пять лет отношения с отцом. Иван Федорович, как и обещал, дал Андрею денег, и молодой человек со свойственной ему быстротой, пустил наличные в оборот. Арендовал у одного пожилого армянина подвальное помещение и устроил там мастерскую по пошиву обуви. Нашелся и поставщик кожи – некая Елена Сахно. Нанятые мастера изготавливали поддельную «адидасовскую» обувь и Андрей сплавлял ее оптовикам. Поначалу «фирмовые» кроссовки были кожаные, хорошего качества, и покупатели были довольны. Но вскоре Андрей Иванович понял, что «так дела не делаются» и перешел на кожзаменитель, параллельно расширив производство пошивом курток и кепок.

Иван Федорович через полгода действительно укатил в Германию, оставив сыну квартиру. Недолго думая, на следующий же день после отъезда отца, Андрей устроил грандиозную вечеринку, пригласив свою девушку Раю и кучу друзей. Новообретенную свободу он щедро оросил шампанским. Гости были в восторге, но в еще большем восторге была Раиса, которую Андрей попросил остаться с ним навсегда. Они стали жить вдвоем, время от времени устраивая встречи для друзей. Жизнь была легкой, веселой и приятной. Так длилось пару лет, пока над богемой не сдвинулись тучи.

Однажды Андрей получил извещение из районного суда. Он мысленно прикинул – что бы это могло быть? Прокрутил в голове все значительные события минувшего месяца. Вроде бы ничего не было. А между тем, кое-что произошло. На позапрошлой неделе, раскричавшись в пьяном споре с одним приятелем, Андрей неосторожно обронил слово о сущности своего процветания. Хвастая предприимчивостью, он хотел поучить друга как надо жить, и проговорился о своем незаконном производстве. Друг оказался завистливым и амбициозным малым, поэтому решил поделиться радостью с компетентными органами. Был совершен рейд уполномоченных на импровизированную обувную фабрику. Партию товара, готовую к отгрузке, конфисковали и представили на суде в качестве вещественного доказательства. Андрею присудили крупный штраф. Настолько крупный что, услышав, поначалу не поверил. Рабочие, что были похитрее, вовремя «рассосались». Но некоторые явились с повинной в расчете на снисхождение. А в результате им тоже присудили штраф, как соучастникам. Так что бывшие сотрудники на Андрея тоже «окрысились». «Вот идиоты совковые!» – сокрушался Андрей, сидя на скамье зала заседаний, – «Привыкли жить по системе в надежде на доброго дядю».

Но делать было нечего. Чтобы уплатить штраф, неудавшемуся сапожнику, оставшемуся без сапог, пришлось продать все швейное оборудование и двухкомнатную квартиру. Чтобы иметь хоть какую-то крышу над головой, Андрей срочно продал свою «девятку» и стал перебираться в новое жилище.

***

В двухэтажном пригородном доме близ Лейпцига, где жил Иван Федорович, сегодня было тихо и темно. Пожилой мужчина предпочитал проводить выходные в спокойствии и уединении. Его гражданская жена, Анна Миллер, с которой он познакомился по переписке, живя еще в Саратове, по выходным бывала с подругами в клубе рукоделия.

Иван Федерович проснулся позже обычного. Сварил себе кофе и вдруг вспомнил, что вчера еще не проверял почту. Немного погодя вышел во двор проверить почтовый ящик. Кроме пары счетов, мужчина достал из ящика необычный конверт. Одного взгляда хватило, чтобы определить откуда письмо. На конверте был указан город Саратов, только адрес оказался чужой. Это поначалу слегка озадачило Ивана Федоровича. Он вернулся в дом, зажег бра у кровати и принялся читать.

«Здравствуй отец!

Прежде всего хочу извиниться за долгое молчание. У меня даже оправдания подходящего нет. Но вот решил написать, так как это единственное, что меня теперь может утешить. Письмо от тебя я получил в прошлом месяце. Оно сейчас лежит передо мной. Я рад, что ты нашел работу по специальности. Так и должно было случиться, ведь ты – хороший инженер! Не стану распространяться на счет твоего сожительства с некой фрау Миллер. Ты взрослый человек и можешь распоряжаться собой как захочешь.

Приехать к тебе в настоящее время не могу, но даже если бы мог, то все равно не приехал бы. Мне будет стыдно смотреть тебе в глаза. Причину этого я объясню ниже. А пока что должен сообщить самую неприятную новость. Нашу квартиру, что на Первомайской, я продал за долги. Теперь живу на Ельшанской, так что письма пиши мне на тот адрес, что указан на конверте. Да, отец, я стал банкротом. А причиной моего банкротства стало судебное дело, связанное, как ты понимаешь, с моим бывшим производством. Вернее, причиной была моя собственная глупость. Я думаю, ты помнишь некоего товарища, Кожанова Павла Тимофеевича. Он теперь мелким чиновником в горсовете состоит. Так вот, он и был наводчиком, я это точно знаю. Давно его вычислил, хоть он это и отрицает. Да что там говорить, от меня отвернулись все, кто раньше называл своим другом. Панин Олег, всегдашний мой партнер по сбыту суррогата, совсем меня не узнает, будто никогда не был со мной знаком. Лена Сахно тоже поджала хвост. Она мне сказала: «Я не хочу, чтобы мое имя фигурировало в этом деле».