Вьетнам: письма солдата

Вьетнам: письма солдата

От автора

Данное произведение не претендует на звание исторически точного рассказа. Следует понимать, что некоторое описание боевых действий может частично либо полностью отличаться от реальных сражений, а большинство героев рассказа – вымышленные личности, имеющие либо не имеющие своих прототипов; а также, что имеют право на существование ряд допущений.
Рассказ написан, вдохновляясь огромным количеством фильмов и игр про Вьетнамскую войну, а также музыкой времён вышеуказанного военного конфликта.
Автор данного рассказа восхищается упорством, фанатизмом и ведением боя Армии Северного Вьетнама. Все это, бесспорно, привело Вьетнамскую Народную Армию к победе над американскими войсками и освобождению Южного Вьетнама от капиталистических уз.

Из писем Эндрю Гавера:

«23 ноября 1967
Привет, Джордж.
Как ты там? Как мама?? Не сложно ли тебе управляться одному?
Со мной все хорошо. Сегодня я и мой полк прибыли на базу морской пехоты, название которой я не услышал, а переспрашивает не решился. Я никогда в своей жизни не видал такое огромное количество техники! Вертолеты, танки, бронетранспортеры, самолёты. Их тут так много! Я думал, на той базе, откуда меня отправляли сюда было много машин, но нет! Тут в десятки раз больше!
Тут много людей! По большей части дружелюбных новичков как и я, несколько очень больших шишек, от лейтенантов и выше. Но и вместе с этим тут много недружелюбных - как от себя называют – «хряков» или «хрюшек». Так называют наших безбашенных убийц. Все накачанные брутальный головорезы. Да, именно головорезы, правда, сейчас они ходят в обычных куртках и без пулеметных лент как на тех фотографиях, что мы видели в газетах.
Но знаешь, братик, наряду с этой дружелюбностью мы столкнулись с ужасным. Я всегда думал, что война ужасна, но настолько… как только нас высадили, мы встретились с капралом, он нас провел по базе и мы увидали мешки. Не обычные мучные или рисовые мешки, а зелёные пластиковые двухметровые трупные мешки. Они занимали площадь примерно в сто ярлом, может даже в двести. Джордж, это был ужас!
Сейчас нас разместили в казарме и сказали, что завтра мы поделимся. Мне, если честно, это доверия не внушает. Меня обуяло какое-то странное чувство. Я не то чтобы боюсь… я не знаю как это назвать. Я не хочу. Да, наверное, я не хочу делиться и лететь в джунгли, где эти узкоглазые могут встретиться на каждом шагу. 
Ладно, не буду о плохом. Как оказалось, тут очень хорошо кормят. Дают мясо два раза в день – мы прилетели как раз на обед. Тут есть спортплощадка и много разных развлечений.
До скорого, братишка.
С наилучшими пожеланиями,
 Эндрю.»

«1 декабря 1967
Привет, дорогой брат.
Прости, что так долго не писал. Мы перебрались на какую-то базу на равнинах. Тут нет бетонных полос, нет кирпичных казарм и командных рубок. Мы спим в палатках, что мне по первой сильно не нравилось. Сейчас же я привык.
Мы ходили в рейды. Представляешь, бамбуковые домики этих греба чертовых вьетконговцев, большие черные быки, они, кстати, почти не отличаются от наших, много кур и риса. Мы пришли в деревню, дабы проверить, нет ли среди узкоглазые комуняк.
Это было что-то. Я никогда не думал, что человек может быть таким жестоким!
Мы пришли в деревню в 9 утра, а вышли в 11. За эти два часа наши главные хряки – Генри МакГакшиф и Джеймс Лоуренс – зашли в дома и начали избивать деревенщин. Просто так, не из-за чего. Многие смотрели на них и ничего не говорили, хотя я видел в их глазах презрение. Видел, как они хотят плюнуть им в морду. Но не могли.
Они сломали ногу узкоглазые просто из-за того, что он на них косо посмотрел. А потом, они его долго мучали, стреляли из пистолета по ногам и рукам. А потом… о мой бог… Джеймс раздавил его череп пятком сапога. А МакГакшиф подошёл к трупу и отрезал у него уши. Господи, Джордж, это было просто ужасно!
А ещё, один салага, забежав в один из домов, был проткнут ловушкой. Да-да, на него сверху упала Т-образная палка с огромным количеством гвоздей. Когда его сняли с штырей… Господи, все его тело было испещрено трехдюймовыми ямками.
Мы увели почти с десяток вьтнамцев. А наши хряки разгромили много домов, подстрелили десятка два куриц и с пяток свиней, которых позже забрали с собой. 
Ночью я вижу мертвых. Как хряки дробят головы и сжигают дома. Это просто ужас! Вьетнамский ужас!

3 декабря 
Я так и не дописал письмо до конца. 
Знаешь, очень интересное ощущение складывается: вроде бы декабрь, а на дворе снега нет вообще. Ну да ладно.
Первого мужа кушали ту свинину, что притащили из деревни. Знаешь, было какое-то двоякое чувство. Я прекрасно понимал, что мы лишили этих людей еды, я не хотел брать в рот ни одного куска, мне было тошно смотреть на них, но потом пришел голод и выбор: жрать консервы или же вкусную жирную свинину. И я выбрал второе. Я корил себя, но продолжал набивать брюхо. А в конце трапезы мы с моим отрядом выкурили сигару. 
Ладно, перейду к последним событиям, меня переводят. Куда – я ещё не знаю. Скорее всего, куда-то северней. Завтра мы вылетаем.
До встречи, брат
С любовью,
 Эндрю»

«18 декабря
Привет, братишка.
Как там Джина?  До сих пор ждёт меня? Скажи ей, что я приеду и мы сыграем с ней свадьбу! Осталось всего лишь чуть меньше года.
Я хотел бы сказать, что новички тут нахрен никому не нужны! Тебя никто не обучает, ведь через пару дней ты можешь подохнуть где-нибудь в джунглях, напоровшись на одну из  и множества  в ловушку,, либо тебе перережет глотку узкоглазый. Тебее сильно повезет, если ты проходил перед этим подготовку в специальных лагерях морской пехоты или других подразделений. А когда ты обычный гражданский, призванный на службу или же доброволец – ты Пушечное мясо принеси-подай. Приходится заводить дружбу с теми, кто уже служит как минимум три месяца – они ещё не хряки, но уже не новички. Они солёные ребятки, которые хоть что-то да смыслят в этом греба  чертовой месте. Они начинают тебя понемногу обучать и ты въезжает в суть дела.
Ну ладно, перейду к насущному. Я уже пять раз был в джунглях. Ты представляешь, пять раз! Мой Бог, я мог пять раз умереть, но Он смиловался надо мной и я жив! О, Господи, я дважды видел эту узкоглазые рожу! Дважды меня могли хлопнуть вмиг, но я уходил от смерти в последний момент.
Первый раз я встретил этого гука вьтконговца шестого декабря. Он стоял прямо в трёх метрах от меня, весь в черном, с камуфлированной каской, на которой виднелись различные ветки. В руках его был калашников. Господи! Я помню, как меня затрясло. Как я очень тихо и сумбурно начал говорить ему: «не убивай! Дунг гиет!» - я услышал это у наших переводчиков. О мой Бог, брат, это была ужасней, чем когда хряки разбили лицо тому вьтконговцу! Но он не нажал на спуск. В отсвете луны я увидал его лицо. Это был подросток! Тут прозвучал выстрел и маленькому вьтконговцу снесло пол головы – Джонни выстрелил в него из пистолета.
Во второй раз я встретил узкоглазого, когда наш отряд бежал по джунглям от бомбежки минами. Я бежал со всех ног, слева от меня бежал Рамирес, справа Джек Льюис. Мы пробежали пару сотен метров, как Рамирес упал наврвиничь навзничь и заорал. Я подбежал к нему.
О, Господи Иисусе, он угодил в одну из таких ловушек. Ноги его были зажаты в крутящихся мать их кольях, а чем больше он дрыгался – тем больше он проваливался в яму с кольями и тем больше ловушка впивались в его организм. Я начал тащить его обратно, он заорал ещё сильнее, после чего когда мне подбежал Вик, мы начали вместе вытаскивать этот мешок с дерьмом из ямы, но тут… Господи, я даже не знаю как объяснить… по нам ударили гуки. Они начали палить с двух сторон. Пули задели Рамиреса, одна из которых ударила в голову и обдала меня кровавыми ошметками. А! Я до сих пор помню этот склизкий отвратительный мозг, висевший у меня на брови.
Вик упал с ранением в живот. Я же повалился чисто интуитивно. Оттащил Вика к осевшим нашим, где Генри Джозеф младший отправил меня к Пинкеру, он сидел чуть севернее, как раз около позиций вьетконга.
Я побежал со всех ног, упав к бревну, завидев вспышки. После чего встал и побежал опять, стреляя туда, где только недавно был узкоглазый.
И тут я врезался в этого сутулого вьетконговца. Он упал на спину, я же удержался на ногах, но от удара дыхание мое сбилось. Гук упал и выронил калашников на землю, я же моментально сообразил, стал ногой на его руку, тянущуюся к оружию и посмотрел в его глаза.
— Нье убифай, миликанес! Не убифай! – говорил он мне. Я сразу вспомнил ту первую встречу с этими коммуняками. Но не отпустил его! Я направил винтовку и, не целясь, выстрелил. Штурмовая винтовка с десяток раз лягнула меня отдачей. Гук умер.
Боже, Джордж. Это был ад! Гуки были на деревьях, они были повсюду! Тони вызвал птичек, а Генри каждые тридцать секунд орал во все своё горло:
— Где птички, гребанные мешки с дерьмом. Где эти уроды, когда они нам нужны?
Через десять минут ожиданий в полумиле от нас упала бочка с напалмом, а после… я смутно помню, что было после. Вроде бы, ударила артиллерия, а вроде бы сначала ударила артиллерия, а потом только были птички. Но точно помню, что мы побежали со всех ног к вертушками, которые ожидали нас на опушке.
О, Господи, это ад! Я не пожелаю никому ощутить это на себе! Я… я… у меня нет слов.
Я до сих пор слышу крики Рамиреса! спустя столько дней я слышу, как он кричит…
Братик, не волнуйся за меня! Пожалуйста, не волнуйся! Самое удачное будет то, если ты начнёшь за меня волноваться! И не говори это маме! Да, наверное, это письмо не нужно писать, или хотя бы убрать больше половины. Но мне так легче. Я выговариваюсь. Ведь, если скажешь что-то этим хрякам – они начнут смеяться, а друзья… я не знаю, но с друзьями я не могу обсуждать это. У меня есть мой хороший друг и приятель – Карл Филипс, он чернокожий железнодорожник из Джерси, очень крутой мужик. Думаю, в следующих письмах поведаю тебе о нем. 
Я думаю, это письмо должно прийти прямо под рождество, поэтому желаю тебе всего самого хорошего! Не болейте и не волнуйся за меня! Я скоро вернусь и мы заживём прежней жизнью!
Всем передавай привет,
 Эндрю.»