Винная соната

Глава 1

- Джанина Оливия де Бейль, признаёшь ли ты себя виновной в колдовстве, а именно: в использовании тёмной магии, запрещённой в Альсидском королевстве? Сознаёшься ли в том, что поклонялась тёмным духам и отрицала заповеди Священной Триады? Сознаёшься, что приворожила нашего государя короля Гольфрида, чтобы стать его любовницей, и что, пока жила при дворе, регулярно наводила порчу на его семью?

Голос принадлежал человеку, облачённому в кольчугу и длинный, до самых пят, багрово-красный плащ; на левом бедре у него висел меч, с правой стороны, с широкого пояса свисала толстая верёвка, которая заканчивалась узлом, состоящим из множества переплетений. Его лицо скрывала маска, одна половина которой была выкрашена в белый цвет, а другая – соответственно – в чёрный. Очевидно, такая чёткая двуколорная ограниченность символизировала королевское правосудие: либо оправдание и помилование, либо осуждение и казнь. Третьего не дано.

Судя по той обвинительной речи, что прозвучала вчера в стенах этого судилища, по показаниям свидетелей и пострадавшей стороны, меня ждал печальный исход. Сегодня мне вынесут беспощадный приговор, который не подлежит обжалованию, а затем потащат на главную городскую площадь: там уже наверняка соорудили виселицу. Или деревянный помост, где сейчас, прямо в эти минуты, заплечных дел мастер любовно, по-хозяйски оттачивает свой топор в ожидании очередной жертвы. Хотя нет, я, должно быть, ошибаюсь. Если учитывать тот неоспоримый исторический факт, что в Средневековье ведьм публично сжигали, то, скорее всего, меня ждёт костёр. А в том, что я очутилась, хотя и в другом мире, но в эпохе, не отличающейся от европейского Средневековья, сомневаться не приходилось. Как и в том железобетонном факте, что меня обвиняют в ведьмовстве, а человек в маске является представителем Инквизиции.

Меня казнят за то, к чему я не имею ни малейшего отношения. Сказать, что я пыталась опротестовать вынесенные мне обвинения, значит ничего не сказать. Если только не услышать мои протесты своими собственными ушами. Я орала во весь голос, доказывая свою невиновность! И это при том, что по жизни я человек достаточно спокойный, уравновешенный и дружелюбный. А тут вдруг сорвалась... И всё равно без толку. Разве меня кто-то хотел услышать? Разве мне собирались поверить? Нет, конечно же, нет. Меня должны осудить и – казнить. Ну, ладно, не совсем меня... Ту, в чьём теле я, на свою беду, оказалась...

Всего несколько дней назад я, Саевич Нина Никитична, жила своей размеренной, на долгие годы вперёд расписанной жизнью и даже в дурном сне не могла представить, что меня каким-то чудесным образом занесёт в незнакомый мир, похожий на европейское Средневековье. С королём, Инквизицией, магией... с вот этим вот всем, с чем я нечаянно-негаданно столкнулась буквально нос к носу...

И теперь я лежу на спине, по рукам и ногам прикованная цепью к железным кольцам, которые вбиты в каменную плиту. Обездвиженная и абсолютно беспомощная. Со спутанными длинными белокурыми волосами (да-да, из шатенки я превратилась в этом мире в натуральную блондинку!), с синяками и кровоподтёками на тонких руках с белой бархатистой кожей, принадлежащей, несомненно, очень молодой и изнеженной особе. С босыми ногами и в изорванном платье. С корочкой запёкшейся крови на губах и кровавыми, пардон, соплями, беспрестанно текущими из разбитого носа.

Меня пытали двое суток напролёт: с того момента, как я вдруг с удивлением осознала, что, погибнув в своём мире, получила новую жизнь и новое тело в ином. Однако, судя по плачевному состоянию моего нового тела, оно подвергалось пыткам ещё до того, как я в него переселилась. Его предыдущая хозяйка, не выдержав боли и издевательств, отдала Богу душу, освободив место для моей грешной души. Но этого рокового перехода никто, кроме меня, не заметил.

Надо признать, я мужественно перенесла обрушившиеся на меня истязания. Пытки бессонницей, голодом и жаждой тоже не помогали: я упорно не признавала того, в чём меня обвиняли. Я знала, что мне предстоит казнь – на виду у всего народа, где я во всеуслышание должна признаться в несовершённых мною злодействах. Вместе с тем я отдавала себе отчёт, что, если мне всё же суждено умереть, то умру я достойно, категорически отказываясь взвалить на себя ношу чужого греха.

Кровь снова пролилась этим утром, когда меня вели в зал судилища. От толчка в спину, которым меня от всей своей подлой душонки «наградил» надзиратель, я упала и ударилась лицом о камень. Из носа потекла кровь; было больно, на глаза навернулись слёзы. Но я, чтобы не доставить радости этому гадкому садисту, только крепче сжала зубы. И отважно послала его по всем известному в моём мире короткому адресу, за что получила дополнительный тычок под лопатку.

По углам зала судилища, куда меня привели, горело несколько факелов; колеблющееся пламя отбрасывало оранжевые блики на неровные стены древней каменной кладки. Моё появление присутствующие в судилище встретили непристойными выкриками и смехом, будто им показали забавное ярмарочное чучело. Инквизитор в своей дурацкой маске, сложив на груди руки, стоял посередине зала. Он ждал начала представления, определённо наслаждаясь своим преимуществом надо мной и – своей властью над толпой собравшихся.

Мне вдруг захотелось увидеть их лица. Тех, кто пришёл сюда, чтобы поглумиться над болью и страданиями несчастной жертвы жестоких наговоров и грязных сплетен. Почему-то (уж и не знаю, по какой такой причине) я сразу поверила в невиновность девушки по имени Джанина Оливия де Бейль. Может, потому, что сама не была суеверна и не верила ни в привороты, ни в порчу, ни в сглаз? Или же потому, что считала, если наваливаются всей гурьбой на одного, значит, дело нечисто. А у бедняжки Джанины де Бейль, к тому же, не было ни одного защитника. Ни свидетелей, которые выступили бы в её пользу, ни положенного законом адвоката. Хотя о чём это я? Какие, к чёрту, адвокаты в этом мире?

Джанина Оливия, юная, беззащитная, одинокая, – идеальная жертва. И уже никого не колышет, что совсем недавно она была официальной фавориткой короля...