Когда ты создаешь оружие, ты думаешь, что контролируешь его. Но правда в том, что оно контролирует тебя
***
Дневник Лу. 2177 год. Запись 905
«Сколько себя помню, в Рве всегда было шумно. И дело не только в грохоте предприятий. Здесь, вопреки всему, кипела жизнь. Ров - не просто место, это люди. Это их руки, строящие укрытия, это их голоса, поднимающие друг друга, это их сплоченность. Мы держимся вместе не из-за страха перед стенами, а потому что в одиночку выжить невозможно. Люди из Ареала называют нас дикарями, но они никогда не поймут. Мы – те, кто знает цену каждой секунде жизни, кто старается находить радость даже в кромешной тьме. Это единственное, что удерживает нас от того, чтобы превратиться в зверей»
***
— Мы несем большие потери, Ник. Людям страшно, они не показывают этого, но я чувствую, как их решимость постепенно угасает. Каждый день они рискуют жизнями за призрачную надежду.
— Надежда – это все, что у нас есть, Мартин, — прошептал юноша. Его пронзительные голубые глаза устремились на инженера, — Надежда и вера в то, что завтрашний день принесет нам что-то иное, чем сплошную боль.
Мартин провел рукой по седым, слипшимся от количества пыли и грязи, волосам. Его огрубевшие руки слегка подрагивали – следствие возраста и тяжелого труда на заводах Ареала. Он посмотрел в молчаливом поражении на Лу, сгорбленную за столом и работающую над проектом очередного оружия. Складка между ее бровей свидетельствовала о крайней степени сосредоточенности, тонкие пальцы с поразительными изяществом и точностью двигались над деталями. Свет одинокой лампы в углу отбрасывал на девушку тень, делая и без того худое лицо, пугающе заостренным. На ее шее, прямо под кривым, почти незаметным шрамом, мигал красным «Эхо» - сконструированный ею голосовой аппарат. Лу пользовалась им лишь в крайних случаях – обычно, она предпочитала молчать, наблюдая и анализируя людей вокруг. Так и сейчас – за все время дискуссии, она даже не подняла взгляд на друзей.
— Мартин, у нас нет выбора, -— вздохнул Николас, кладя руку на плечо товарища, — мы либо будем идти до конца, либо сложим головы и продолжим жить, как мусор. Я предпочту смерть, чем видеть самодовольные лица богачей, если мы сдадимся. Мы потеряли слишком много людей, чтобы отступить. Это будет оскорблением их памяти.
Инженер кивнул, стараясь удержать эмоции, но боль пронизывала его до самых костей. Каждый раз, глядя на тела детей, женщин и юношей, убитых Тенями, он чувствовал, как что-то внутри него умирает. Лица этих людей, прежде полные жизни, любви и надежды, теперь стали безмолвными масками пустоты. Они лежали в пыли и грязи, словно никому не нужные, как слабые отблески человеческого существования. Их застывшие взгляды, обращённые в никуда, казались молчаливым укором, напоминанием о мире, который предал их.
— Приостановим атаки на какое-то время. Мы обязаны достойно попрощаться с теми, кто ушел, и позаботиться о раненых, — произнес Ник, глядя сквозь дыру в стене на лагерь повстанцев, — Люди не машины, но я бы не обменял ни одного из них на целую армию бездушных Теней Губернатора.
Ник повернулся к изможденному инженеру и мягко похлопал его по плечу.
— Иди, Мартин. Отдохни, наберись сил. Утром я соберу командующих на совет, и хотел бы твоего присутствия.
— Ты забываешь - я не командующий, Ник, — устало улыбнулся старик, — Я просто инженер.
— Ты мой друг. И ты был моим плечом с самого начала. Я бы не смог возглавить этих людей без твоей помощи.
Мартин усмехнулся, поправляя кривые очки на изуродованном носе. В его глазах, за всей скрывающейся болью, сияла благодарность. Переваливаясь, старик направился к выходу:
— Раз уж ты настаиваешь, постараюсь не проспать. И Лу, без новых «шедевров» до моего возвращения, ладно? Не хочется утром найти свой старый гранатомет, реконструированный в очередное чудо техники.
Лу подняла руку, как бы отдавая честь, а из ее аппарата раздался металлический голос, ровный и будто немного насмешливый:
— Обещать не могу.
***
Разрушенный временем завод, возвышающийся на окраине Рва, казался глубоко заброшенным и давно оставленным людьми. Стены здания, испещренные трещинами, словно шрамами, были покрыты коричневым мхом – одним из немногих растений, адаптировавшихся к постоянному мраку и сырости Рва. Когда – то внутри предприятия кипела работа, но никто из ныне живущих не застал тех времен. Сейчас призрак былых времен выполнял роль штаба для революционеров.
Внутри царил полумрак. Узкие лучи света, едва пробивавшиеся через мглу Рва, высвечивали облака пыли, что медленно кружились в воздухе, словно скрытые духи прошлого. Гулкое эхо шагов разносилось по пустым залам, где некогда ревели станки и выкрикивались приказы. Теперь тут звучали лишь приглушённые голоса и шорохи карт на импровизированных столах.
Огромные механизмы, ржавые и искалеченные временем, стояли как гигантские стражи, молчаливо взирая на новый порядок вещей. Их некогда гладкие поверхности покрывала короста ржавчины, но даже в своём разрушенном состоянии они внушали трепет, напоминая о величии ушедшей эпохи. Между ними, в тени, где свет почти не достигал, укрывались повстанцы. Одни затачивали ножи, другие перетягивали лямки рюкзаков, переговариваясь короткими, отрывистыми фразами.
На полуразрушенном балконе стоял Николас. Позади него, словно лохмотья, висели выцветшие лозунги Ареала. На съеденной временем ткани едва различались слова «Будь полезен сегодня – живи завтра», когда-то вселявшие страх в работников завода. Едва освещённый слабым светом лампы, лидер революционеров опирался на карту, разложенную на покрытом пятнами масла столе. Его тень падала на стену, вытягиваясь и искажаясь, будто кто-то огромный и безликий наблюдал за ним со стороны. Николас провёл пальцем по линии, обозначающей границы Ареала, его взгляд был напряжён, будто он видел в этих линиях больше, чем просто маршруты.