Влюбчивые мужчины

Влюбчивые мужчины

В офисе миловидную, даже симпатичную с большущими выразительными глазами даму в самом расцвете активного бальзаковского возраста, со спины выглядящую вдвое моложе, за глаза называли Люсифером.
Людмила Альбертовна знала об этом и нисколько не сердилась. Такая уж работа у неё – внутрикорпоративный аудит. Не имеет она права на службе расслабляться: входить в чьё-то затруднительное положение, проявлять сострадание. Сближаться и дружить с сотрудниками – тем более.
На самом деле она добродушная и отзывчивая женщина. За пределами служебных обязанностей. Да, ответственная. Да, строгая и исполнительная, но совсем не злая.
Работу свою Людмила любит и ценит. Так вышло, что личная жизнь у неё не сложилась. От слова совсем. Оттого и настороженная бдительность, похвальное служебное рвение, что больше не на что отвлекаться от тревожно гнетущего одиночества, избавиться от которого никак не получается.
Очень не хочется женщине чувствовать безысходность положения, отчуждение и обречённость. С точки зрения окружающих она “в шоколаде”, но дура редкостная, поскольку не умеет пользоваться положением и жить красиво.
– Мне бы такую зарплату и её возможности, – завистливо шепчет очередная любительница интриг и сплетен, – я бы себе такого сладенького мальчишечку отхватила – пальчики оближешь!
– Люсифер, одно слово, – вторит ей обиженная результатом проверки завистливая, но на удивление ленивая подружка.
Кто бы знал, что у Люси на душе. Она когда-то была безмерно счастлива, хотя жила в то замечательное время гораздо скромнее, чем эти несчастные болтушки.
Влюбилась она тогда в первый и единственный раз: словно нечаянно на киноэкран в романтическую до одури сладкую мелодраму попала.
Как Северьян любил её, как красиво ухаживал! Голова шла кругом. Как же было восхитительно, как трепетно и страстно – словами подобные ощущения, мимолётное прикосновение к возвышенному и прекрасному чувству, не передать. Жизнь казалась бесконечной ярко иллюстрированной сказкой.
Экранизация заколдованных сценических декораций и романтического спектакля в ароматных цветочно-медовых традициях продолжалась почти год. Спектакль, конечно, был любительский, с множеством неудачных дублей, бесценных находок и творческих поисков, но не это главное: любовь окрыляла, дарила немыслимые эмоциональные взлёты и прекрасное настроение даже когда появлялись профессиональные и бытовые проблемы.
А какая яркая, какая запоминающаяся была свадьба. Множество званых гостей, воздушное белоснежное платье, пышная фата, юные пажи, отрепетированный заранее танец любви, живая музыка, модный тамада, ослепительные фейерверки.
Но на этом всё: свет погас, не успев разгореться, преждевременно опущенный занавес скрыл от гостей самое пикантное зрелище, но не смог погасить экстравагантную выходку жениха. Севка прямо на торжестве начал волочиться за подружкой Людмилы – обаятельной юной прелестницей, по совместительству свидетельницей – Машенькой Зуевой.
Всё бы ничего: коварное действие шампанского, возбуждающее напряжение момента, атмосфера безудержного веселья – обстановка праздника щекотала нервы, допускала толику легкомысленных вольностей, в том числе показной флирт и пикантные розыгрыши. Машка действительна была великолепна и соблазнительна беспредельно. Девушку в активном романтическом поиске сложно не заметить: она цветёт ярче экзотического цветника.
Вот только невинное развлечение с элементами игривого веселья незаметно из шутливой карнавальной потехи превратился в азартное преследование, в безрассудное пошлое увлечение, которое даже не пытались скрывать или прятать. Слишком уж нескромно вёл себя новоиспечённый муж по отношению к подруге невесты. А та вместо того, чтобы осадить шалуна бессовестно ему подыгрывала.
Лучше бы Люся не заходила в ту злополучную подсобку. Фантазировать на тему адюльтера, что-то додумывать, не было необходимости: Севка азартно заканчивал мощными толчками шокирующий интимный процесс, а Мария с живописно раскинутыми в стороны ногами артистично, словно для неё было очень важно, чтобы зрители поверили в искренность экстаза, выразительно стонала.
Что было потом, Людмила не видела: не интересно стало, а главное – противно и больно. Хворала она долго. Очень долго.
Севка молчком забрал вещи, попутно прихватив кое-что лишнее, ему не принадлежащее, но к чему привык, и исчез.
В подобной ситуации принято звать подругу, напиваться до чёртиков, безостановочно реветь, проклиная на все лады коварную вертихвостку, окрутившую суженого, материть предателя мужа, выдумывать стратегический план беспощадной мести: например, отдаться первому встречному, театрально уйти из жизни, или наказать с особой жестокостью вероломную, слабую на передок подружку.
Пить Люся не умела, подруги теперь не было, встречать непонятно кого и зачем, тем более отдаваться ему и жестоко мстить непонятно за что (Севку никто не насиловал), не было даже малейшего желания. Оставалось нареветься до икоты в гордом одиночестве, празднуя брезгливость к новоиспечённому мужу и бесконечно унижающую достоинство жалость к себе.
Потом уже, на четвёртом месяце беременности, случился выкидыш. Наверно на нервной почве. Вот когда стало невыносимо больно. Именно тогда Людмила Альбертовна и сделала первый шаг к тому, чтобы превратиться в жёсткого аудитора Люсифера.
Обманутая невеста, так и не познав радости пребывания в новом социальном статусе замужней женщины, не на шутку увлеклась профессиональной квалификацией и карьерным ростом, чтобы заглушить работой ноющее сознание. Оказалось, что каторжный труд тоже можно любить.
Но была и другая жизнь – вне стен фирмы. Справляться с тягостными воспоминаниями, с негативными эмоциями и гнетущими чувствами было мучительно трудно.
Людмила Альбертовна не могла победить желание быть просто счастливой женщиной, для чего необходимы подруги, а ещё лучше мужчина-друг, которому можно доверять, которому можно довериться.
Нерастраченная потребность в любви требовала немедленных действий, но любой претендент на искренние романтические чувства с некоторых пор виделся как угроза, как потенциальный предатель, а от подруг и вовсе невозможно ожидать порядочности.
Люсина личная жизнь протекала целиком и полностью в мечтах и грёзах.
Отказаться от любви и отношений оказалось проще, чем от игры возбуждённого фантазиями воображения.
Мозгу безразлично, с какими эмоциями иметь дело: выдуманные растревоженным сознанием грёзы он воспринимает не менее серьёзно, чем контактную любовь.
Люся шарахалась от каждого нового знакомства, но упорно ждала кого-то особенного, кому поверит, и надеялась встретить мужчину, непохожего на Севку – надёжного, любящего и непременно верного. В то, что такие субъекты существуют, хотелось верить.
Люся постоянно примеряла на встречных мужчин роль возлюбленного. Иногда увлекалась настолько, что мысленно совершала на претендента штыковую атаку, представляя в объёме и красках сцену за сценой, вплоть до полного духовного и физического слияния.
Людмиле даже изредка удавалось довести себя до оргазма. Правда, потом следовало опустошение и новый провал в ужас депрессивной паранойи.
Она пробовала ходить на консультации к психологу. Три раза. Помешали аналитические способности: никто из них не имел опыта жизни, не был способен войти в резонанс с её щекотливыми проблемами, тем более помочь скорректировать искажённое вероломным предательством поведение.
Вновь появившийся около неё мужчина был сед, высок, с гордостью нёс идеальную осанку и условно привлекательную внешность, со вкусом одевался, был атлетически сложен, ясно и чётко выражал мысли, обворожительно улыбался, поражал деликатными манерами и учтивым обхождением.
Увы, он оказался сотрудником холдинга, которого Людмила Альбертовна проверяла на лояльность корпорации. Этот факт перечёркивал шанс познакомиться с идеалом, с мужчиной мечты: табу на сближение с персоналом фирмы было прописано в должностном контракте.
Как назло у Эдуарда Тимофеевича был тёплый приветливый взгляд, приятно волнующий голос и завораживающие жесты.
Людмила с трудом справилась с соблазном отправить в разделяющее их пространство сигнал SOS. Придать лицу сухое официальное выражение было почти невозможно, но она справилась. Правда, у неё заметно дрожали руки и предательски сел голос. Зато проверяемый был безупречно мил и уверенно спокоен.
– Мы нигде раньше не встречались, Людмила Альбертовна, – спросил Эдуард так, что у Люси свело судорогой горло, и подкосились ноги.
– Не думаю. Точно, нет. Не отвлекайтесь, Эдуард Тимофеевич, у меня к вам много неудобных вопросов.
– Задавайте же. Вам никто не говорил, что вы изумительная, просто таки очаровательная женщина? Честное слово – я в восторге! Не хочу показаться навязчивым, но всё же, примите мою визитку. Буду с нетерпением и надеждой ждать звонка. Приятное общение никому ещё не вредило. Заскучать со мной не получится.
– Как вы смеете! Не в моих правилах знакомиться с сотрудниками. Я ведь могу посчитать ваши комплименты противодействием факту проверки.
– Я и не рассчитывал на дружбу с вами, просто попытался привлечь внимание. Вы правы, займёмся делом.
Ознакомившись с документами, сделав ксерокопии, задав массу вопросов и получив ответы, Людмила Альбертовна переместила служебные бумаги со стола в кейс и вышла, сожалея в уме, что вынуждена была пресечь попытку интересного мужчины установить контакт.
Эдуард Тимофеевич галантно проводил даму до дверей, загадочно заглянул ей в глаза, разочарованно вздохнул и поцеловал ручку. Затем изобразил жестом набор телефонного номера и приложил руку к груди в области сердца.
У Люси кружилась голова, пол плавно уходил из-под ног. Эмоции устроили в голове и в непослушных мышцах неприлично безумный хоровод.
– Как жаль! Кажется это именно то, чего я тщетно искала. Почему всегда так? Отчего жизнь жестока, непоследовательна, несправедлива!
Позже она закрутилась, выполняя привычные обязанности, и слегка успокоилась. Про Эдуарда Людмила вспомнила вечером. Облик мужчины не выходил из головы, будоражил воображение. Люся пыталась смотреть телевизор, читать. Тщетно. На экране и в текстах – везде маячил завораживающе узнаваемый облик Эдуарда. Это было невыносимо.
Что ещё хуже – он начал являться в сновидениях с недвусмысленными предложениями, с навязчивыми ухаживаниями, даже приставал.
Отказать ему во сне было немыслимо, невозможно. Да и зачем, если Эдик приятен во всех отношениях?
Мужчина из сна оказался настойчивым, сильным и удивительно нежным.
Так продолжалось до вечера пятницы, когда Людмила Альбертовна лихорадочно вытряхнула из кейса содержимое в поисках заветной визитки.
Истомившись до предела, с домашнего телефона женщина набрала номер из визитки. Когда пошли гудки, она испугалась, хотела было бросить трубку, но, увы и ах, ответили сразу. Это был без сомнения его голос.
– Неужели про меня ещё кто-то помнит? Слушаю, внимаю.
– Вас беспокоит Людмила Альбертовна.
– Удивлён, смущён, растроган! Спешу сообщить, что вы меня не беспокоите – радуете. Даже если звонок служебный. Извините, увлёкся мечтами. Слушаю внимательно. Что-то не так с проверкой?
– Ну, как бы, это… думаю нам необходимо встретиться, поговорить. Это не по работе. Скорее личное.
– Есть причина?
– Да, то есть, нет, не причина – повод. У меня скоро день рождения. Через месяц.
– Вот как! Поздравляю! В жизни раз бывает восемнадцать лет. С меня презент и букет.
– Можете приехать ко мне. Пожалуйста!
– Кхм-м… ровно через месяц?
– Сегодня, сейчас. Приедете?
– Неожиданно. Но приятно. Страсть как приятно. Значит, сегодня, я не ослышался?
– Да, сегодня, сейчас!
– Кхм-м… диктуйте адрес. И это… вы будете одна?
– Да, конечно одна. В семь тридцать успеете?
– Договорились, милая Людмила Альбертовна. Постараюсь вас не разочаровать. До скорой встречи.
Людмила поняла, что мужчина колеблется. Это рождало неприятные предчувствия, сомнения, даже страх – правильно ли поступила? Вроде как напросилась. Что Эдуард может подумать! Включать задний ход было поздно.
К назначенному сроку она едва успела приготовить ужин и привести себя в относительный порядок.
На душе противно скребли и дурниной выли самые-самые дикие из всех известных на свете кошек, устроивших майский шабаш не где-нибудь – в сошедшем с ума сознании.
Люся чувствовала себя пропущенным через эмульгатор, потом мгновенно замороженным мясным фаршем. Полтора часа, пока вымокала в горячей воде с отдушками, сушила и укладывала волосы, накладывала макияж и придирчиво примеряла перед зеркалом наряды, Людмила задавала себе один и тот же каверзный вопрос, – зачем? Ответа не было. Точнее, ответов было слишком много, чтобы их систематизировать и попытаться разобраться.
Она стояла у окна в облегающем приталенном платье, подчёркивающем достоинства фигуры, лёгком и воздушном, почти невесомом, напряжённо всматриваясь в прохожих.
Прошло пять минут от назначенного времени. Эдуарда не было.
– Вот и хорошо. Ишь, раскатала губы. Не для тебя придёт весна, не для тебя Дон разольётся. Поиграла в любовь и будет.
В это время раздался неожиданно громкий звонок в дверь.
– Извините, Людмила Альбертовна, пробки. Каюсь! Мне, право, так неудобно. Прекрасно выглядите. Чем же я заслужил ваше бесценное внимание?
– Не смущайте меня сходу, проходите.
– Вы ли это, Людмила Альбертовна? Не ожидал лицезреть вас в таком роскошном облике. Знаете, как вас кличут в стенах холдинга?
– В курсе. Это не важно. Я не такая. Сами увидите.
– Уже, уже вижу! Фея, Афродита. Очарован, польщён. Попытаюсь оправдать доверие. Честно говоря, не отказался бы от поцелуя.
– Ну-ну, не шалите. Мы совсем незнакомы.
– Так в чём дело. Сразу же и начнём знакомиться.
– Не так скоро. Мне и без того неловко, а вы так агрессивно себя ведёте. Уж не ошиблась ли я, сделав опрометчиво бесстрашный шаг навстречу? Чувствую себя пичугой, попавшей в силок.
– Хорошо, сделаем паузу. Ваш ход. Простите, поторопился с выводами. Ваши глаза так откровенно сияли, что я подумал… впрочем, неважно, чего именно. Передаю инициативу вам. Надеюсь, не очень наспугал. Мы ведь посидим, – Эдуард раскрыл объёмную сумку, в которой лежала водка, вино и деликатесы, – вот моя, так сказать, доля участия. И подарок лично для вас.
От капельки вина и по причине замечательного настроения Людмила порозовела, расслабилась. Всё было как нельзя лучше: никакой неловкости.
С Эдиком было настолько легко, словно они были знакомы целую вечность.
Незаметно за разговорами минула полночь. Мужчина непринуждённо, пространно и интересно рассказывал о себе, о друзьях, о работе, словно не думал покидать эту квартиру. Он не был пьян, не лез с приставаниями и намёками, не говорил банальностей.
– Я так рад, что ты мне позвонила. Давно так не отдыхал. Ты прелесть, – вдруг сказал Эдуард, поглаживая Люсину руку, по которой мгновенно пробежал чувствительный заряд давно забытой энергии, – как считаешь – мне не пора домой? Не хочу на первом свидании показаться нескромным.
Как непринуждённо он это сказал, вызвав сию же минуту безотчётное доверие.
Целовался Эдик до одури приятно. Объятия и вовсе погрузили в состояние эйфории.
Утром утомлённые любовники как настоящая семейная пара пили чай с пирожными, облизывали друг другу крем с губ, непринуждённо ворковали, смеялись, прерывая завтрак объятиями. Потом темпераментно, со вкусом опять кувыркались в кровати.
Около двенадцати дня Эдуард прижал к груди окончательно размякшую, поверившую в возможное счастье Людмилу, – к сожалению, мне пора, дорогая. Встреча с коллегой. Я обещал, извини. Это важно.
– Вечером ждать?
– Не люблю обещать зря. Как получится. У бога дней много.
Звонок телефона раздался, когда она разомлевшая, но довольная отмокала в ванне. Вылезать из зоны комфорта не хотелось, но трель была слишком настойчива.
– Добрый день, Людмила Альбертовна.
– Слушаю вас.
– Это правильно, слушайте. Мне есть что сказать. Я Марина, жена Эдика.
– Кто, кого!?
– Вы не ослышались, дорогуша. Не пугайтесь, я не имею претензий к вашим эротическим упражнениям. Развлекайтесь на здоровье, только ни на что серьёзное не рассчитывайте. Он мой.
– Это как? Ваш муж ночует у другой женщины, и вы так запросто об этом говорите? Я вам не верю.
– Дать ему трубку? Откуда, как вы думаете, я знаю этот номер, как вас зовут? Если вы не в курсе: в мужском организме, сердце – не единственный орган, которому не прикажешь. Я физиолог, поэтому говорю об этом спокойно.
– Почему он меня не предупредил?
– Господи, зачем? Вы же сами его пригласили. Разве не ясно, для чего одинокая женщина флиртует, с какой целью призывает в альков симпатичного мужчину? Считайте, что Эдик оказал вам услугу, а вы ему. Он у меня романтичный, влюбчивый. Вы, милая, очень ему понравились.
– У меня ощущение, словно вывалялась в отходах чего-то зловонного. Не звоните мне больше. И ему скажите, что не хочу больше видеть.
– Как знаете. Но лучше подумайте. Эдик умеет дружить. А мне спокойнее, когда знаю, что у мужа порядочная любовница.
Людмила долго ходила туда-сюда по комнате как медведь в клетке, не в силах переварить то, что произошло, потом от души разревелась.
Она чувствовала себя маленькой девочкой, которую обманули, наказали и поставили в угол.