Во мраке с мёртвой иллюзией

Непоследняя ночь

Как наше сознание может измениться? Перестроится настолько сильно, что, казалось бы, обычные глупости становятся смыслом всей жизни, а уже давно мёртвые люди заставляют сердце биться, легкие дышать, голову мыслить. Она каждый день заходила в тёмную квартиру, вдыхая носом аромат давно потухших цветов, которым больше не было место на этом свете. Но их не меняли, ведь женщина не раз задумывалась о том, как бы это было несправедливо. Люди как цветы. Неужели нас тоже можно менять, если вдруг жизненная энергия утихнет, или, может, если мы вдруг станем кому-то не интересны? Потеряем пленительный аромат, который ранее был чем-то вроде притягательной силы? Конечно, каждый выбирает, что ему делать, сам. Она знала, что её мысли не были безупречны и понятны всем, знала, что её ненавидят, но она также понимала, что любит. Сердце без этого чувства просто не могло существовать. Может, если бы она была моложе, то не так сильно заботилась о том, ради кого жить. Сейчас же, достаточно прожив, увидев мир и поняв повадки людей, их страхи, привязанности, женщина понимала, что без этой "маленькой любви" кровь в венах просто застынет, а само её тело в скором времени опустят в холодную землю, сверху присыпав грязной кашей. Даже сейчас, попивая горячий напиток, который разносил запах липы по квартире, женщина понимала, что, кажется, начала терять рассудок, играя во влечение к одновременно мертвому, но и живому портрету.

Иногда её не покидали мысли о том, когда началась эта маленькая слабость. Она помнила, что в первый раз услышала об этом человеке от своего преподавателя в школе, но тогда он не вызывал в ней такой страсти. Сейчас же всё изменилось. Портрет сверкал в ночи своими масляными красками. Женские глаза то и дело разглядывали шероховатости на полотне, отмечая каждый штрих, сделанный когда-то художником. Она не раз представляла, как её руки нежно касаются его широких плеч. Ведь они действительно широкие, так? Ирина признавала лишь один минус в его виде, который всячески пыталась не замечать. Его борода, так яро изображенная на всех портретах, для неё смотрелась крайне странно, будто закрывала часть такого серьёзного сексуального лица, которое женщина хотела бы видеть полностью, исследовать каждый миллиметр. Сколько бы она не искала, портрета с отсутствием этого недоразумения не нашла. Ей пришлось смириться, а после и полностью полюбить образ её нарисованного предмета вожделения.

Отставив кружку подальше, женщина встала, хватаясь за стену, дабы не потерять равновесие. С каких пор ноги перестали её держать? А, может, они просто пытались склонить тело к полу перед такой величественной картиной? Негоже рабу прямо стоять перед своим повелителем. Так же было раньше?

Ирина поправила свои короткие волосы (хотя в этом и не было особого смысла), обняла себя руками, пытаясь спастись от холода, который яростно промывал ей каждую косточку, и прошла вперёд, после останавливаясь возле любимого портрета. Рукой женщина коснулась нарисованной мужской щеки, про себя отмечая приятный гладкий оттенок текстуры, также прошлась подушечками пальцев по некогда ненавистной ей бороде, думая о том, какой она была бы на ощупь в реальности. Странные порывы проходили по женскому телу волнами, заставляя думать кое о чем неприличном. Но разве стоит себе отказывать? Особенно когда в доме никого нет...

Тихо выдохнув и приняв своё желание, которое буквально кричало о том, что нужно действовать быстрее, женщина коснулась своей шеи холодными руками, после закрывая глаза. Кто знает, может, в темноте она представляла ладони дорогого ей мужчины? А, может, это просто совесть не позволяла ей прямо совершать сие действо, зная, что всё окажется ошибкой? Но разве способна даже совесть назвать это чем-то неправильным? С каких пор созданные когда-то человеком рамки дозволенного считаются действительно правдивым идеалом, который следует исполнять?

Холодные пальцы через минуту перешли на ключицы, медленно двигаясь к груди. И нет, не было слышно тихих стонов, что обычно издаёт женщина при неистовом возбуждении. И нет, дело не в том, что желание было недостаточным, просто женщина искала проявление чувств в чем-то другом. В том, во что верит сама она и её молчаливый партнёр, которому, к сожалению, уже никогда не узреть её преданной любви. Женские щеки покрылись румянцем, хоть это и не было сильно заметно. Она желала представлять, что Дарвин, смотря своими острыми глазами, так же имеет к ней свой собственный, особенный интерес. Она желала этого и представляла, хотя и сомневалась в правильности происходящего. Женщина легко, но с ноткой нервозности, которая, скорее всего, появилась из-за холода, стянула с себя платье, оставаясь перед портретом совершенно нагой. Нет, не телом. Она стояла перед ним с нагой душой. Приносило ли ей это удовольствие? О да, несомненно.

Поскользив руками по своему телу, женщина сняла с себя бюстгалтер, мгновенно покрываясь мурашками. Именно в этот момент ей до жути хотелось быть прижатой к стене, ощущая теплое дыхание на своей шее, чувствуя запах некой природы от своего мужчины, который наверняка жаждал этой встречи, находясь в длительном путешествии. Она попыталась представить его руки, жёсткие, без капельки нежности. Женщина почти вживую ощущала, как Дарвин хватает её за бедра, касается своими сухими губами её кожи. Он буквально везде: у её ног, у рук, его пальцы скользят по мышцам спины, проходят по груди. Его губы блуждают возле её губ, всё никак не решаясь подарить сладкомертвый поцелуй. Видя всё это у себя в голове, женщина готова упасть на пол, готова умереть, но утонуть в этих мужских ладонях. Отступая немного назад, будто борясь с безысходностью ситуации, она упала на диван. Рассудок больше не поддавался здравости. Он больше не станет играть в адекватность и пытаться справиться с наваждением. И нет, в этом его вины здесь не наблюдается. Ирина сама решила пропасть в глубине своей фантазии, где могла со всей палитрой ощущений находится рядом с любимой иллюзией.

Дарвин откинул свою пропахшую пылью куртку. Она тот час же исчезла в воздухе, забирая с собой и всю остальную мужскую одежду. Его движения томительны настолько, что женщина начинает задыхаться от желания быть во власти своего воображения. Она готова молить его быть быстрее, готова броситься к его ногам, но тело её сковано, будто находится в цепях, которые весят не меньше двух тонн. Мужчина ухмыляется, приближаясь к её шее. Шершавыми губами касается её пульсирующей артерии. Его не волнует, сколько эта женщина его ждала. Ему совершенно плевать на то, любит она его или нет, хочет или не хочет. И да, такой образ создала себе Ирина сама. Здесь, в глубине подсознательного мироздания, она самостоятельно построила чувства, людей, обрывки реальности, которые совершенно не соответствовали истинности. Женщина погрязла в вязкой жиже своих фантазий, от чего, вероятно, ей не спастись до конца жизни.